в комнате мистера Пола не обнаружили?
– Чего «такого», мистер Нивен? Я не понимаю, что вы имеете в виду, сэр.
– Ну например… какой-нибудь записки. Он ничего такого не написал?
– Нет, сэр. Я никаких записок не находила. Да если б и нашла, то читать бы не стала. Нет, сэр! – И у Этель на лице появилось такое выражение, словно она вполне могла бы нахально заявить: «Может, хватит вопросов, сэр?» или даже: «А вам-то какое дело, сэр?»
– В таком случае… Ну что ж, Этель, хорошо. Значит, все… в порядке?
– А с вами-то, сэр, все в порядке? Может, вам чашечку чая подать или еще что?
– Нет, спасибо, Этель. А скажите, с вами все в порядке? Вам наша помощь… не требуется? Или… вот Джейн могла бы вам помочь, а?
К подобному повороту Джейн, горничная из Бичвуда, была отнюдь не готова и покорно ждала, пока Этель, вновь взяв инициативу в свои руки, ответит:
– Нет, сэр, спасибо. Я и сама прекрасно справлюсь.
Но это она сказала, глядя вовсе не на мистера Нивена, а уставившись прямо в глаза Джейн, такой же, как она сама, горничной.
И взгляд у нее был как у самой строгой, но всепрощающей матери.
Итак, многих вещей ей никогда не узнать. Зато теперь она знала, что Этель наверняка самым тщательным образом «прибралась» в комнате мистера Пола к тому времени, как вернулись Шерингемы. Подняла брошенные на пол брюки, сменила простыни. Снятые простыни (хотя, разумеется, никто, и Этель, должно быть, впоследствии размышляла об этом, конечно же, больше не стал бы на них спать) были засунуты в большую корзину с грязным бельем, ожидавшим большой понедельничной стирки и кипячения в медном котле. Этель и с кухонного стола – исключительно из добрых чувств к кухарке Айрис – все убрала, а столешницу тщательно протерла. И все вещи вернулись на те места, где им и надлежало быть. И все снова выглядело как прежде, хоть и стало теперь совсем иным.
И Этель тоже однажды проберется в книги Джейн и предстанет в обличье одного второстепенного (но не слишком) персонажа из романа «Если бы правда стала известна». Ее образ будет, разумеется, несколько видоизменен (хотя об этом будет знать только автор романа) и облагорожен с помощью художественного вымысла. И звать ее будут не Этель (ее назовут Эдит), и она будет на Этель совсем не похожа, и она даже горничной не будет. Она будет выполнять роль одного из тех персонажей, которые существуют как бы на периферии сюжета, но тем не менее знают все и обо всех. Никто до поры до времени даже не подозревает, каково «истинное лицо» этого незаметного человека, ибо главные герои всерьез его не воспринимают. Но в том-то и заключается правда жизни, как реальной, так и вымышленной, которую Джейн, став писательницей, отлично научится применять, создавая и описывая своих героев.