И вот они трое за столом.
Ася рассказывает о книге, которую прочитала:
— Врач описывает свои разговоры с пациентами, прошедшими клиническую смерть. Пациенты, разных возрастов, разных национальностей, разных профессий, рисуют почти одни и те же картины: все видят свет и коридор, всех встречают умершие родные, наиболее близкие. Звучат одни и те же вопросы. Не может же быть таких совпадений?!
— Кто задаёт их?
— Получается, вопросы исходят от Света. Точно одно: никто не видел деда с бородой.
— А есть пациенты, которые не видят ничего?
— Не знаю. В книге собраны рассказы тех, кто видел…
— Мне кажется, никаких выводов делать нельзя, — говорит мама. — Я уверена, большинство не видит ничего.
Звонит телефон.
— Привет, старуха! — оглушает её Митяй. Юля, как под гипнозом, под его голосом идёт с трубкой в ванную. — Два часа тяжёлой работы. Докладываю. Клюнула. Обещает встретиться. Слюни, что она будет пускать, увидишь сама: они — до колен. Первые плоды. Челюсть — отвисшая и взгляд — томный. Так-то. Баба не человек, моя красавица, баба глупа, верит болтовне, уши распахивает так, что они начинают расти. А механика проста: ври больше и вешай на них развесистую клюкву и лапшу: «умная», «красивая», «хозяйка отменная». Лесть льётся рекой. А потом жалуйся на своё одиночество. Подпусти слезу в голос. Мол, совсем исстрадался один. Голодный, неухоженный.
С каждым словом Митяя нарастает беспокойство. Не только унижение Иры, пошлость и подлость, что-то ещё происходит. Митяй и на неё наступает, и на Аркашу, и на Генри. Митяй что-то рушит такое… для неё важное… и для всех людей важное. Юля дышит, как рыба, выброшенная из воды. И ребёнок внутри жалуется — дай покоя, дай воздуха!
Это снег наказывает её и всех людей. За что?
— Баба хитра, как кошка. Схватить за член и держать. Но меня не перехитришь. Терплю, терплю да выскользну: не переходи черту! Римка перешла, не оценила хозяина. Глупая баба. Эта ещё не пуганая.
— Я сейчас обедаю, — сопротивляется Митяю Юля. — Обед остынет.
— Ой, прости, красавица. Ещё одну существенную мыслишку доведу до твоего сведения. Тебе открылся, знаешь, почему? Потому что мои слова тебе — правда. Я, может, сроду ничего так не хотел, как заполучить тебя. Приятелям тебя показать — моя!
Юля повесила трубку.
В первые месяцы беременности не тошнило, а сейчас едва сдержалась, чтобы не выбросить из себя мамин борщ.
В ванную вошла Ася.
— Про стекло забыли?
Юля кивнула. Она обо всём позабыла, не только о стекле, которым нужно отгородиться от Митяя.
Ася дотронулась до её головы ладошками, провела по лицу, и тошнота со страхом исчезли, и Юля вздохнула.