Мама читает газету.
Газет у них теперь ворох. И однодневки, и идущие из глубины Советской власти — «Комсомолка», «Правда», «Известия». Теперь все они пишут о бизнесе, открывают правду, а может, и псевдоправду, о прошлом. Она никогда раньше не читала газет, мама читает редко, газеты у них просматривает Аркадий.
— Смотри-ка, Асю подслушали, пишут о жизни после смерти. Газета «Тайная власть». Эта-то как попала к нам? Разве Аркаша интересуется такими вещами?
Звонит телефон.
— Юля, мне нужно с тобой поговорить.
Это Ирина. Она первый раз звонит Юле, и Юля лепечет: «Как я рада тебя слышать!» и «Как хорошо, что ты звонишь!» На самом же деле пытается решить задачу: сказать Ире или не сказать о споре с Митяем, о том, что стоит она пятьсот долларов?
Ася показывает форму шатра — жидкое стекло, спрячься под него.
Но именно сейчас ей меньше всего поможет стеклянный колпак, ей нужно услышать Ирину, допустить до себя, помочь.
— Я могу задать тебе вопрос? — Ирина молчит какое-то время после её «Ну?» и спрашивает: — Это правда, что Митяй выгнал Римму?
Клюнуло. Ещё как клюнуло. Рыбка проглотила наживку и попалась на крючок. Но ещё не течёт кровь из раны и рана не болит, потому что крючок пока не дёрнули назад.
— Я не знаю, — лепечет Юля. Болтаются на языке слова, чуть не сбегают с языка: «Не верь. Он на тебя поспорил».
Но почему она не говорит их? Боится Митяя? Хочет, чтобы Митяй выиграл этот спор? Или хочет, чтобы Ире досталась хоть капля мужской ласки?
Между ними — снег: слепотой в глаза, глухотой в уши, Ира не услышит, о чём она думает.
— Почему ты молчишь? Я не вовремя позвонила? У тебя нет времени потрепаться? — Слово «потрепаться» выдаёт Ирино напряжение.
Ещё как клюнуло! Господи, что же делать?
— Ира, я позвоню тебе через несколько минут, хорошо? Я только доем. Мама сердится.
Мама удивлённо смотрит на Юлю.
Юля кладёт трубку и, захлебываясь от страха, от удивления перед непонятным, закрутившим её в штопор странным днём, рассказывает маме и Асе о ситуации.
— Как я должна поступить?
— Сказать Ире! — чуть не в один голос говорят мама и Ася.
— У неё нет и никогда не было мужчины. Может, Митяй в процессе ухаживаний влюбится в неё?
— Он циник, не влюбится, — говорит Ася.
— Ты же сама сказала, он — играет. — Мама смотрит на Асю. — Спасибо.
Спасибо за что? За подогретый и накрытый обед? За Асино участие?
Юля распахивает окно — вздохнуть. Снег сыплется в кухню.
Вот оно: «состоялась жизнь», «не состоялась». Как получилось, что она, ученица Давида Мироныча, включена в ложь? И она играет, как Митяй. Так легко быть честной — признаться: «Я боюсь Митяя». Почему не говорит этих слов? Это за неё приходится сделать Асе: