— Спасибо, скажу.
Они обменялись взглядами. Великое дело — дружба. Никогда ничего не упускает. Дает пищу воображению.
— Мой дед хочет тебя повидать.
— Буду очень рад. А где?
— У него дома.
Еще не было случая, чтобы кто-либо из коултаунцев удостоился приглашения на Геркомеров холм.
Надвигалось что-то значительное.
— Отлично, Порки. Когда именно?
— Приходи завтра сюда в четыре часа. Я буду ждать с лошадьми.
Из-за хромоты Порки. Здоровый молодой человек минут за сорок одолел бы подъем пешком.
— Уговорились. А как зовут твоего деда?
— Фамилия его О’Хара. Но ты называй его «Дьякон». А если он вдруг заговорит обо мне — ты знаешь мое настоящее имя?
— Гарри О’Хара.
— Аристид О’Хара.
— Аристид! Это имя из «Жизнеописаний» Плутарха.
— Наш школьный учитель переименовал меня в «Гарри». Он боялся, что «Аристид» покажется ребятам смешным.
— Значит, завтра в четыре… А сейчас мне пора домой, к Софи.
Слов прощания не было сказано. Только — взгляд, острый, как наконечник стрелы, отточенный тремя с половиной годами разлуки.
Роджер отворил ворота «Вязов» и пошел в обход дома, намереваясь войти через кухню. Но в окне он увидел мать, сидевшую в глубоком раздумье за кухонным столом, перед недопитой чашкой своего Milchkaffee[67]. Он вернулся к парадному крыльцу и, войдя в холл, бесшумно прокрался наверх. Дверь Софи была чуть приоткрыта. Он постоял немного, прислушался. Потом тихонько окликнул:
— Софи?
— Да, Роджер? Ты что?
— Хочешь, на первый день рождества пойдем вместе в церковь?
— Хочу.
— Как мы бывало ходили еще при отце. Ты, я и Конни. Открою тебе один секрет. Лили вам обеим прислала красивые платья, чтобы вы принарядились к празднику. Она заранее узнала у мамы ваши мерки. А на следующий день поедем на ферму к Беллам — надо же мне повидаться с ними… Ну, а теперь спи, и в мою честь раньше, чем через девять часов, не просыпайся, ладно?
— Ладно.
— Я свою дверь оставлю чуть приоткрытой, как папа делал. Ты помнишь?
— Помню.
Утром Роджер нашел у своей двери медный кувшин с горячей водой. Кончив бриться, он долго и пристально вглядывался в зеркало, в котором столько раз отражалось лицо его отца. Но зеркала сами по себе пусты. О нас они ничего не знают. Т. Г. любил говорить, что вселенная похожа на зеркало. Та же пустота. Снизу потянуло вкусным запахом кофе и жареного бекона. В комнатах сестер уже слышалась возня. Он вышел на лестницу и закричал: «Ванная свободна! Кто опоздает к завтраку, тот растяпа».
Констанс выскочила ему навстречу с визгом.
— Папа вернулся — то есть я хотела сказать, Роджер вернулся.
Софи пряталась за дверью.