– А на личном фронте не получается… - посочувствовал я. Видел как она тайком, изредка, бросает взгляды на Степаныча. Степанида вздохнула – Да кому я такая нужна – разве что для утехи… Я оглядел ее, обойдя со всех сторон, таким откровенно оценивающе – заинтересованным взглядом, что она смутилась.
– Да - вздохнул я – излишков хватает, особенно сзади. – Да у нас в роду все такие – возразила она. – А красота требует жертв, Степанида. Ты согласна на жертвы ? Та сначала испугалась, но подумав кивнула. – Тогда так - через час после обеда приходи ко мне. И прихвати самый острый нож. – А нож то зачем ? – испугалась Степанида. – Излишки будем отрезать…
Вернувшись, вызвал к себе Акимова, Зверева и Чернова для разработки операции, обещавшей быть на такой уж сложной. Смоленское сражение вступило в свою решающую фазу. Уже погнали немцы первые партии пленных по несколько тысяч человек, в глубь захваченной территории и первую из них я решил перехватить. Времени катастрофически не хватало, а тут еще эти штрафники – больше взвода… Но я решил – пора ! На нарукавном шевроне наша эмблема: летучая мышь расправила крылья, сидя на рукоятке меча, пронзающего земной шар. Пора летучей мыши расправить крылья и вылететь в мир, на страх и ужас захватчикам ! Колонна, которую я выбрал обьектом нападения в первый день насчитывала две тысячи человек. Охрана колонны – пешие конвоиры через каждые десять метров и конные по два десятка с каждой стороны. Видимо кому то из пленных такая охрана показалась слабой и около небольшого леска, подходящего почти к дороге – всего то метров шестьдесят – семьдесят, группа пленных рванула к лесу. Пешие охранники даже не дернулись, только отступили от колонны, направив на пленных винтовки и автоматы. Всю работу сделали конные. С седла они начали стрелять в спины бегущих. До леса добежал только один, да и тот рухнул головой в прохладную тень деревьев на опушке. Конные с одной стороны подьезжали к лежавшим, бухали выстрелы винтовок… Больше бежать никто не пытался. Позже немцы подсуетились: выделили из общей массы пленных тех, кто сдался добровольно; дали им по куску хлеба и вареной картофилине. Старшего лейтенанта, потребовавшего разделить еду и затеявшего драку немцы пристрелили без всякого разбора – подошли двое и один выстрелил в растрепанного в драке командира… Вечером сытые пособники расселись группками среди бойцов и командиров. Утром, десятка четыре на которых указали предатели, немцы отвели недалеко от колонны и расстреляли… Больше никто бежать не пытался. К концу марша второго дня, по дороге, немцы пристрелили еще около сотни упавших, или медленно идущих. Третий день обещал дать смерти еще более щедрую жатву. Утром немцы добили неподнявшихся и колонна двинулась в никуда. Охрана теперь шла через каждые 50 метров, да и конных убавилось вдвое: нужно было кому - то сопровождать новую колонну. На хлопающие сзади выстрелы уже не обращали внимания – только бы не упасть самому… Подступающий к дороге лесок не вызвал у пленных никаких эмоций, только охрана привычно встрепенулась и слегка усилила бдительность. За пленными… Пленные, бредущие безразлично по дороге не услышали, а охрана поздно поняла, что это за лязгающие, негромкие звуки. Когда вся умерла… С обеих сторон дороги поднялись странные фигуры, ничем не отличимые от земли и травы. Вот так – только что вокруг была степь, кусты и трава под палящим солнцем и вдруг фигуры странные, нелепые и страшные в своем молчании. Впереди колонны к замершим пленным двинулись несколько фигур. Подойдя к голове колонны – сытым и настороженным предателям они вскинули странное оружие. Вновь залязгали затворы и через несколько секунд больше сорока человек валялись в пыли. Кто то из них еще дергался и сучил ногами. Снова лязг затворов и изменники навек успокоились.