Потом он вспомнил о Мериде, одиноко бредущей по бульвару. Он не мог оставить ее в этой массе хищников, ищущих свежего мяса. Он отыскал свободный участок, сделал быстрый У-образный разворот и быстро миновал, двигаясь в обратном направлении, и патруль полиции, и то место, где была драка, и то, где Мерида бросила на тротуар крестик. Прятавшиеся от полиции в темные переулки и двери баров начали теперь выползать наружу, чтобы снова заняться поиском клиентов. Тротуары заполняло голодное человечество, и где-то в этой сокрушительной массе затерялась худенькая девушка-чикано, беременная. Но что она значила? Рико был напуган. Он сжимал в кулаке цепочку с серебряным крестиком и, хотя не считал себя по-настоящему религиозным человеком, жалел, что Мерида не оставила крестика на всякий случай. «Я найду ее, — подумал он. — Я найду ее, даже если у меня уйдет вся ночь на это, я найду ее».
И его «шевроле» все глубже уходил в ночной бульвар, пока не исчез в море металла.
5.
Солнце быстро клонилось к закату, углубляя тени, которые, словно драгоценный осенний холодок, приникли к массивным восточным фасадам каменных и стеклянных зданий Лос-Анджелеса.
По мере угасания дня солнце все более багрово отблескивало на поверхности озер в парке Мак-Артура. Прозрачные золотые лучи пронизали окна магазинов на Родео-драйв. Лениво шевелилась пыль на улицах восточного района города, где теснились старые многоквартирные дома. Тихоокеанский прибой докатывался до тротуаров Венецианского берега, где подростки, словно живые волчки, крутились на роликовых коньках и скейтбордах.
Багровый цвет перешел в пурпурный. На Голливудском и Закатном бульварах, словно разбросанные драгоценные камни, замерцали первые огни. Горы святого Габриэля с востока казались огромными массивами темноты, а западная плоскость гранита горела красным.
И над всем городом с его восемью миллионами отдельных жизней и судеб возвышался замок Кронстина, крепко сидевший на своем скальном троне. Это было огромное обширное строение из черного камня с аркообразными готическими крышами, стенами, башнями, портиками, треснувшими каменными химерами, ехидно и злобно ухмылявшимися с башен, созерцая лоскутное одеяло города, брошенное людьми в долине внизу. Многие окна были выбиты и заколочены досками, но некоторые, на верхних этажах, избежали участи остальных, и теперь разноцветные стекла витражей горели голубым, красным, багровым, фиолетовым в алом свете заходящего солнца.
В темнеющем воздухе появилась зябкость и становилась все ощутимее. Ветер шипел и шептал в каменных зубцах стен, словно человек, говоривший сквозь выбитые зубы.