Олег ЖДАН-ПУШКИН
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА, ПОХОЖЕГО НА ЕВРЕЯ
Повесть
Я не знал об этом, пока не женился. Точнее, пока Катя однажды не поинтересовалась: а почему ты не обрезан? Что? Не обрезан? Я? Ты что? С какой стати?
Она молчала. Пошутила? Но особенной склонности к юмору за ней не наблюдалось. Я даже приподнялся, чтобы взглянуть на нее. Но ничего не отражалось на лице. Я рассмеялся.
— Ну ты и придумала.
Светало. Ночь была с субботы на воскресенье, торопиться незачем, и мы провалялись, то обнимаясь, то опять засыпая, почти до полудня, пока невыносимый голод не поднял с постели. Катя начала делать блинчики, я помчался в магазин за сметаной, а когда вернулся, первый блинчик, сдобренный маслом, накрытый полотенцем лежал, на столе.
— Твой, — сказала она и улыбнулась.
Смысл ее улыбки мне был понятен. Блинчики наше дежурное блюдо по субботам и воскресеньям, и она всегда говорила: «Твой». — «Почему?» — уже догадываясь, однажды спросил я. «У тебя больший расход энергии», — сказала она и покраснела. Да, в те благословенные времена она краснела. Ну а я, действительно, энергии не жалел. Теперь не то, не то... Но первый блинчик все равно мой.
Ну а тогда я мазнул его сметаной и, разорвав на две части, подал ей.
— А у тебя... у тебя. — ничего не придумывалось, я мычал, тянул время, а она даже перестала жевать, ждала. — Нежность и есть энергия, — наконец пробормотал я. — Особый вид. Может быть, самый продуктивный. Точнее, ее истечение. Еще неизвестно, когда и от чего расход больший. — Не знаю, понравилось ей или не понравилось, но кивнула и плеснула на сковородку тесто.
В те времена мы были весьма охочие к таким разговорам, намекам и шуткам.
Больше о моей необрезанности она не вспоминала, я тоже, как говорится, не возбуждал эту тему, но и не забывал.
Неплохое было времечко, что ни говори. Оно и сейчас неплохое, но. Теперь оно совсем другое.
У нас была однокомнатная квартирка на шестом этаже с видом на озеро и яблоневый сад, и мы могли обниматься и целоваться, не зашторивая окно. Могли делать все, что подскажет и потребует нежность. Но вот интересно: делали все что хотели, но если говорили об этом, Катя краснела.
Недели через две, и тоже, разумеется, на рассвете, я не выдержал:
— Так что ты тогда говорила о моей. о моем.
Интересно, что она сразу поняла, о чем я. Нет, интересное было время!
— Ну как же, ты ведь еврей? — спросила, утверждая.
— Я? С чего ты взяла? Разве я похож на еврея?
— Конечно.
— Чем?
— Ну. кудрявый. опять же, нос с горбинкой.
— Славяне не бывают кудрявыми? Кстати, нос у меня римский.
