Мюзиев жил один в комнатушке коммунальной квартиры. Семьи не было. Обыск в комнате ничего не прояснил. На лестничной площадке между вторым и третьим этажом нашли несколько окурков папирос «Кама».
— Видимо, преступник поджидал жертву здесь, — проронила Брауде, разглядывая окурки. — Дорого бы я заплатила, чтоб узнать, где Мюзиев был после работы. — Она положила окурки в папиросную коробку. — Коль поджидали, значит — убийца узнал, что на него, Мюзиева, чека вышла сегодня вечером… — Брауде вопросительно взглянула на Измайлова.
— Около девяти вечера я был на складе, — быстро сообразил тот.
— …Значит, убийца узнал об этом около двадцати одного часа, то есть до того, как завскладом, закончив работу, ушел в неизвестном для нас направлении.
— И убийца, видимо, это не знал, — добавил Измайлов. — Иначе он убрал бы свою жертву в более подходящем для него месте, а не в центре города. Ведь в подъезде его могли увидеть соседи потерпевшего.
Брауде кивнула:
— Вот и надо поспрашивать соседей с верхнего этажа — не заметили ли они в подъезде или во дворе подозрительных типов.
Опрос жителей, однако, ничего нового не дал.
Машина чека мчала их теперь на Задне-Мещанскую где проживал грузчик Зуркусов. Но Зуркусов домой еще не явился. Соседи сказали, что жена его Сабиря и двое детей поехали с утра окучивать картошку в Дербышки. Там живут их родители. Видимо, Альберт поехал на лошади за ними.
Потемневший от дождей и ветров дощатый сарай зиял черным проемом распахнутой двери в свете автомобильных фар. Измайлов заглянул в сарай, и сердце его застучало: на дощатом полу у входа валялись знакомые окурки папирос с характерным прикусом. Он поднял одну из них — так и есть, «Кама».
Окурки обнаружили и под дверью квартиры Зуркусова. Брауде вытащила из кармана коробку, где лежали окурки, что подобрала она в доме убитого Мюзиева, и сличила только что найденные, — окурки были похожи. Все они были выкурены до самого бумажного мундштука, а сами мундштуки изжеваны наполовину, будто курильщик каждый раз проверял их съедобность.
— Свет выключи! — приказала Брауде шоферу.
Фары погасли, и кромешная тьма вмиг надвинулась со всех сторон, будто все погрузились с головой в черную воду. Лишь доносился приближающийся грохот телеги по булыжной мостовой.
— Тр-р!.. — донеслось с улицы, и лошадь остановилась. Послышались голоса. Ворота во двор открылись.
— Включи фары, — шепнула Брауде водителю машины.
Двор вмиг залило светом. Мужчина, державший лошадь за узду, испуганно замер, выпучив и без того большие глаза. Лошадь, словно чуя состояние хозяина, всхрапнула и попятилась назад. Испуганно заголосила женщина.