— Стреляйте по ногам! — скомандовала Брауде. — По ногам, Касым-абый, бей!
Но беглец после первых же выстрелов начал по-заячьи делать прыжки и петлять. Ранить бандита не удалось, догнать — тоже. И он вскоре растворился в толпе. Пока внимание чекистов было приковано к одному из бандитов, другой, прыгнув как на тюфяк на распластавшуюся на земле женщину, быстро поднялся и, стреляя, сиганул в другую сторону. Но красноармейцы, блокировавшие другой угол гостиницы, задержали его, несмотря на бешеное сопротивление. В перестрелке он тяжело ранил красноармейца.
На допросах арестованный поначалу как истукан молчал. Но после того, как его опознала Мунька Лисопедчица среди трех мужчин высокого роста, представленных ей, он признался, что участвовал в диверсии на железной дороге близ Арского кладбища. Где находится его сообщник, возглавлявший эту акцию, он не знал. После диверсии они разошлись. Так ему было велено Бабаевым, с которым одно время жили в соседних номерах караван-сарая. Потом Бабаев заделался железнодорожником и поменял место жительства. Ну а Зайнаб крутила шашни с Бабаевым, а потом и с ним — Арсением Гудошкнным. Уж очень она любила тонкость в ухаживании, культуру. А этого ему, Арсению, да и Бабаеву было не занимать: ведь как-никак окончили военные училища, а до этого — гимназии. В этих учебных заведениях они научились премудростям ухаживания за красивыми барышнями. А он, Арсений, отличавшийся своей статью, давно смекнул: красотки — народ шаловливый, отличаются от многих других, некрасивых женщин прежде всего тем, что вечно недовольны тем, что имеют. В общем, как правило, что-то уж очень хотят добавить к своей жизни, чего-то ищут. И это чувство у них обострено. Короче: почти каждая из них считает, что достойна лучшей доли, чем та, которую ей уготовила жизнь в обществе и в семье. Вот он, Арсений, всегда и угадывал — что же той или иной красуле надобно сейчас, в сию секунду. А посему был у них всегда своим человеком, и у замужних, и у незамужних. Так он приручил и мусульманку Зайнаб. До сих пор у него были христианки. «А теперь и помирать уж не жаль», — заключил он свою исповедь.
«Хорохорится, — подумала Брауде, не перебивая арестованного. — Пытается смягчить свой конец, внушая себе, что все давным-давно испытал, что отпущено волшебницей жизнью».
Ну а в частности о конкретной женщине, что фигурировала в его показаниях, было примечательно лишь одно обстоятельство. Зайнаб знакомила их с людьми, что останавливались в гостинице «Сибирский тракт» или кто работал там. Но она не знала, для чего эти знакомства нужны Арсению и его дружку. Ей говорили, что они — подпольные купцы, коих нынешние власти величают спекулянтами-саботажниками, вражьим умыслом дезорганизующими торговлю, а вместе с ней и все рабоче-крестьянское хозяйство страны. Иначе говоря, за спекуляцию полагался расстрел как за диверсию, террористический акт и тому подобное. Зайнаб шла на посредничество. И могла быть привлечена по законам военного времени за пособничество врагам революции. Во всяком случае, так квалифицировали суды подобные штучки. Этим ее начали запугивать новые дружки, домогаясь ее любви и заставляя делать то, что нужно было им для подготовки диверсии на железной дороге. Она стояла «на шухере» у склада, покуда Арсений лазил туда через крышу. Правда, зачем лазил ее новый любовник в казенный склад, Зайнаб не знала. Как и не знала о предстоящей диверсии.