– Что скажешь, Джи? – спросила она. – Может быть, покрасим их? Хочешь стать платиновой блондинкой?
– Нет, – ответила я. – Все хорошо. Мне нравится. Это именно то, что я хотела. Я хочу выглядеть так, как выгляжу сейчас.
– Ты очень красивая… Сильная…
– Спасибо, – прошептала я.
Я оплатила счет и поехала домой. Когда я вошла, мои девочки играли на полу. Они бросились ко мне, заплакали, стали трогать мою голову.
– Что ты сделала, мамочка?!
Похоже, я нарушила правила.
Но сейчас, когда я смотрю на свою короткую стрижку, исхудавшее тело и одежду не по размеру, мне становится ясно, что Джессика мне льстила. Я вовсе не сильная. Я просто сменила один экстремальный костюм на другой. Из Рапунцель я превратилась в чудовищного Питера Пэна. Я достаю из сумочки губную помаду и подвожу губы. Теперь я похожа на Питера Пэна с губной помадой. Я чувствую, как внутри закипает ярость. Почему мне так трудно быть самой собой? Я смотрю на эту словно сделанную из картона болезненную женщину с короткой стрижкой и красными губами, и у меня начинает кружиться голова. Я немного откашливаюсь, чтобы услышать хоть какой-то звук, чтобы доказать себе, что эта женщина в зеркале – я. Звук собственного голоса меня успокаивает, и я откашливаюсь еще раз. Я здесь. Я выгляжу странно, но внутри я – действительно я.
* * *
Я подхожу к секретарше, потом усаживаюсь в углу приемной и начинаю планировать разговор. Я уже бывала у психологов, когда родителям стало известно, что у меня булимия. Цель у меня всегда была одной и той же: раскрыть ровно столько, чтобы меня оставили в покое. Если я могла оставаться больной, сохранить свое пищевое расстройство, то считала, что одержала победу. Сегодня я чувствую себя иначе. Я хочу быть здоровой. Но я не знаю, как это сделать. Я чувствую, что у меня падает сердце, и пытаюсь самостоятельно выполнить сложную операцию. Мне нужно лечь и позволить другому человеку поработать над моей жизнью. Я пришла сюда не для того, чтобы настаивать на том, что у меня все в порядке. Я должна сказать правду. Если бы у меня был маленький белый флаг, я бы его подняла. Вот она – я! Пожалуйста, скажите, что мне делать! Пожалуйста, пусть окажется, что эта женщина, с которой я собираюсь встретиться, знает, что мне нужно делать.
Дверь открывается, и в приемной появляется женщина в современном белоснежном брючном костюме. Я тут же прихожу в себя. Женщина взглядом ищет меня, а я в это время изучаю ее. Взгляд у нее такой же стильный, как и костюм. Я бы назвала его скорее профессиональным, чем теплым. Эта женщина хочет сразу перейти к делу. На ней нет макияжа, и я начинаю думать, что мы с ней родственные души. Это странно, ведь на мне тонна косметики. Я считаю себя женщиной, которая не нуждается в косметике и не заботится о макияже, но еще не привыкла к этому. Я смотрю на психолога и понимаю: она мне нравится, но я ее боюсь. Я опускаю свой невидимый белый флаг. Мне больше неважно, что она не знает, что мне делать. Я понимаю, она это точно выяснит. А что, если я ей все расскажу, и она решит, что мне нужно уйти от Крейга? Или скажет, что я должна остаться? Мне и хочется получить точные ответы, и страшно. Я не готова к этому.