– Пять?
– Да, пять.
– Как это?
– Все очень просто. – Люда сцепила пальцы и уперлась локтями в стол. – В то лето, ну… перед вашей свадьбой, мы были у бабы Иры, помнишь?
– Конечно помню.
– Надо же, а лет немало прошло, – хмыкнула она, откинувшись на спинку стула и вытащив сигарету из пачки.
Еще бы ему не помнить – в этот день у Лены сорвалась первая беременность. Это был день рождения Ирины Андреевны, собралась вся большая семья Прокопчуков. И Хованских, конечно, пригласили. Еще он помнил этот день потому, что сильно надеялся на то, что у него хватит сил оставить Лену. Он помнил, как шел к воротам – от них две минуты до Ботанического сада, до свободы, как в голове мелькнула шальная мысль: «Исчезнуть прямо сейчас! Чтоб решили – пропал! Убили и закопали». Только отца надо предупредить, а уж он маме скажет. Они его поймут и простят. Вдруг он услышал крик Тамары Николаевны: «Дима! Лене плохо!» Он вернулся к дому. Лена сидела на скамейке, прижав к животу руки, а по ногам текла кровь.
– Я мыла помидоры в кухне, – Люда прикурила и выпустила кольцо дыма, – а Тамара Николаевна и Лена в саду сидели. Окно было открыто. Слышу, Тамара Николаевна говорит: «Держи руки внизу живота и кричи. Не подпускай к себе Ларису Алексеевну, она нас раскусит». А Лена спрашивает: «А бабушку?» – «Бабушка в курсе». А Лена снова: «А если Лариса Алексеевна спрашивать будет? А вдруг такое спросит, что я не отвечу?» Тут Тамара Николаевна: «Ничего она не спросит, гинеколог тут я! В скорую пусть тебя отнесет Дима». А Лена опять: «Мама, я боюсь», а та ей: «Не перечь! Ты что, хотела симулировать это в доме Хованских? Или на улице? Сейчас или никогда! У тебя свадьба через четыре дня, ты сразу летишь в Болгарию, деньги уже заплачены». Та в слезы. А тетя Тома ей жестко так: «Бояться надо было, когда врала про беременность. Юбку подними!» Я смотрю, а она Ленке на ноги кровь льет – в больнице, видимо, взяла. Вот так, Димуля… Чего не закусываешь? Эй! Ты куда?
Дима схватил пальто и скрылся в темноте, поглотившей город.
Перед сном он позвонил дяде Вале, потому что мамин брат был лучше любого снотворного и любого антидепрессанта. Он умел подобрать такую интонацию и такие слова, что сразу становилось легче – проблема казалось пустячной, а горе – не таким тяжелым. После разговора Дима сразу уснул.
К Лене Дима пришел утром.
Разговор был напряженным. Лена отвечала на вопросы так, как будто у нее сгорел дом, а Дима интересовался, переживает ли она из-за старого сломанного стула, который много лет назад забросили на чердак. Она так и сказала ему – про стул и чердак.