— Как вы объясняете загадочное письмо без текста, которое пришло на имя Миттельгорна после его смерти?
— Думаю, его прислал кто-то из родни, кто знал все обстоятельства его смерти и, подобно миссис Барбур, был заинтересован в продолжении расследования, но не хотел или не мог вмешиваться столь явно, как она. Кто-то убежденный в уголовной подоплеке дела решил снова возбудить подозрения и заставить полицию вернуться к следствию. У Миттельгорна были родственники в Швейцарии, а письмо пришло именно оттуда…
— Были среди пациентов Стеллы наркоманы?
— Да. Нашлось двое, но не хроники. Оба пожилые мужчины: вдовец и старый холостяк. Оба приехали в конце мая — начале июня прошлого года, оба купались, загорали, словом, по статистике, подвергались максимальной опасности, однако вышли целыми и невредимыми. Добавлю еще, что первый был чувствителен к пыльце растений, а второй — к землянике!
— Какой ужас! — воскликнул Барт, но нам было не до смеха.
— Вы поставили на аллергию, да? Я тоже.
— А что они принимали?
— Земляничник — марихуану, а тот, что с сенным насморком, — ЛСД, но от случая к случаю. Запасы ЛСД у него кончились еще до возвращения в Штаты, может, поэтому он и уехал раньше, прервав лечение. Как по-вашему? Уехал потому, что не смог ничего достать в Неаполе. Полиция как раз в это время ликвидировала разветвленную ближневосточную сеть с итальянским плацдармом, а уцелевшие поставщики затаились, словно мыши под метелкой…
— Земляничник… — пробурчал Барт. — Ну да. А психические болезни?
— Только отрицательные данные. Вы знаете, как это бывает: в роду почти всегда можно кого-то обнаружить, но это уж слишком далекие ответвления. И в группе жертв и в группе уцелевших пациентов Стеллы царило психическое здоровье. Вегетативный невроз, бессонница, вот и все. Это среди мужчин. Что касается женщин, то было три случая — меланхолия, климактерическая депрессия, попытка самоубийства.
— Самоубийство? Ну?
— Типичная истерия, так называемый крик о помощи; травилась при обстоятельствах, гарантирующих спасение. В нашей же группе всегда было наоборот: никто там не афишировал свою манию самоубийства. Характерна абсолютная решимость — если первая попытка не удавалась, делалась вторая.
— Но почему только Неаполь? — поинтересовался Барт. — А Мессина? Этна? Ничего?
— Ничего. Вы понимаете, надеюсь, что мы не могли учесть все сероводородные источники мира, но итальянские обследовали. Абсолютно ничего. Кого-то сожрала акула, кто-то утонул…
— Коберн тоже утонул.
— Да, но в припадке безумия.
— Это точно?
— Почти. О нем нам известно сравнительно немного. Собственно, только то, что он не притронулся к своему завтраку, но спрятал гренки, масло и яйца в коробку из-под сигар, а часть положил перед тем, как выйти из гостиницы, на карниз за окном.