Я повернулся, чтобы выйти из дежурной части. Сделал шаг, но дежурный придержал меня:
– Знаешь, уважаемый Рудольф Васильевич, что скажу тебе как старому товарищу: таким нежным, ласковым, чувствительным тоном в голосе произносят имя человека только по уши влюблённые женщины. Усёк?
– Слушай, философ, по уши влюблённый! Что-то я раньше не замечал за тобой склонности к философствованию о высоких, моральных, возвышенных чувствах. Где ты успел пройти подобный курс науки?
Но дежурный был непреклонен.
– Ты зря тратишь на меня своё красноречие. Иди-ка лучше быстрее к себе, иначе можешь опоздать! – уже более серьёзным тоном прошептал Лукьянов, выпроваживая меня из дежурки. – Давай, давай, торопись!
«Кто же мог так охмурить голову этому новоиспечённому философу? – размышлял я, направляясь к своему кабинету. – Тоже мне философ – высоких, возвышенных чувств!». Я завернул за угол коридора, и перед моим взором предстала Ирина, сидящая на стуле возле моего кабинета. «Вот от кого без ума наш философ! Это и понятно! Кто бы устоял перед её красотой!» – думалось мне.
Увидев меня, Ирина тут же поднялась и подалась навстречу мне и одарила меня такой яркой, ослепительной, завораживающей улыбкой, отчего ёкнуло моё сердце. «Неужели она пришла с хорошей новостью?» – мелькнуло в голове, и радостное настроение моментально охватило моё существо.
– Ну, здравствуй, моя сестр… – и я тут же осёкся. – Прости, пожалуйста, совсем запутался и растерялся от твоей ослепительной, милой улыбки и, конечно же, от твоей божественной красоты! Ты же теперь врач-терапевт! Звучит-то как, а? А я всё по старой привычке, прости. Я рад, очень рад за тебя!
– Перестань! Хватит меня превозносить! Остановись! Здравствуй, Рудольф. – Пристально посмотрев на меня, продолжила: – Так и будешь держать меня в коридоре? Не пригласишь в свой кабинет?
– Ой, прости! Говорю же, замешкался. Так неожиданно! Да, конечно! – я быстро открыл дверь кабинета и пропустил Ирину вперёд. – Заранее предупреждаю, что в кабинете никаких удобств. Диванов и кресел нет. Обычный рабочий кабинет. Обхожусь тем, что есть. Присаживайся! Со временем, то есть в будущем, я, конечно, вряд ли дождусь, когда кабинеты будут нормальные, светлые, со всеми удобствами: хорошей мебелью, холодильником, всякой там техникой… Извини, что я размечтался.
Мой взгляд нечаянно упал на Ирину. Она, хотя и сидела на стуле, но сидела как на иголках. Как мне показалось, совсем не слушала меня. Её что-то тревожило, и это тревожное состояние выплёскивалось наружу. Как только я произнёс последнее слово, она тут же заговорила, как будто боялась, что её перебьют, не дадут высказаться: