— Не успеют. Нам одну только ночь дала «Мертвая голова». — Шульга спрятал в полевую сумку карту и, поднявшись с выворотня, добавил: — Будем прорываться…
— Да, одну только ночь… — жестко повторил Максим Максимыч и шагнул в темноту. А через минуту уже кому-то приказывал: — Срочно отправляй людей на реку с топорами, с досками… Левее Сосновки брод. Прикажи, чтоб громче стучали! Пускай немцы думают, что мы сооружаем переправу…
Шульга отвел Саньку от костра, выслушал сбивчивый рассказ, крякнул, будто ему на плечи вскинули осьминный чувал зерна.
— Ступай к раненым в обоз. Потом найду тебя. Ты мне нужен… Осокина, говоришь, схватили? Жаль парня… Может, уйдет. Смелый партизан, находчивый…
— Строиться! Строиться! — звучали в лесу приглушенные голоса.
Партизанский бивак сразу ожил. Чавкала грязь под ногами. Хлюпала вода. Люди выскакивали из мокрой лохматой темноты, сбегались к костру.
Шульга окинул взором пестрый строй партизан, обтрепавшихся за время блокады и одевшихся в самые неожиданно-разноцветные одежды: в серые домотканые пиджаки, в голубые эсэсовские френчи, в желтые шинели полицаев.
В лесу протяжно хлопали мелкокалиберные снаряды, будто кто кидал сверху гулкие листы жести. Это бронемашины обстреливали с большака партизанскую стоянку. Но вот они угомонились, и в тишине вдруг прозвучали слова Шульги, которые всколыхнули весь отряд:
— Коммунисты, три шага вперед!
Правофланговый — рослый, плечистый парень с выпуклой грудью — сделал три шага и, щелкнув стоптанными каблуками, повернулся к строю. Потом вышел его сосед — пожилой, усатый. К ним шагнули еще семь коммунистов. Выходили из других взводов…
Движение прекратилось. Лицом к лицу стояли теперь две шеренги. Одна короткая — всего лишь сорок один человек. Вторая — длинная, несколько сот бойцов. Шульга встал между шеренгами и хотел что-то сказать, но тут прозвучал в полутьме чей-то простуженный голос:
— Считайте и меня коммунистом!
Из общего строя вышел Андрюшин и встал в шеренгу коммунистов.
— Считайте и меня! — К коммунистам примкнул второй разведчик.
— Меня тоже… — прозвучал певучий девичий голос.
Обшарил Санька полумрак глазами — Ядя… В руке немецкий автомат. Видно, разведчики дали ей трофейное оружие.
Шеренга коммунистов росла. В нее становились все новые и новые бойцы — молодые, совсем еще безусые и такие бородатые, как Шульга.
— Товарищи! — между рядами партизан опять замаячила кряжистая фигура Щульги. — Завтра «Мертвая голова» решила раздавить нас… Но мы будем прорываться нынче ночью…
Он повысил голос и уже тоном приказа:
— Все коммунисты идут на прорыв! По четыре становись!..