Хотелось бежать домой, но она сдерживала себя, старалась шагать спокойнее. Ей казалось, что немцы даже по походке могут разгадать ее мысли.
— Сынок… На, спрячь… — заговорила она шепотом, хотя, кроме них двоих, никого в избе не было. — Списки тут… Партизанские семьи… Ох, боюсь я, не успеете передать в отряд.
Владик мотнул головой: мол, не волнуйся. Выскочил в сенцы, принес оттуда рыболовные снасти. Потом свернул в трубочку бумажные листки, которые вручила ему мать, засунул их в пустотелое удилище.
На пороге Кораблева остановила сынишку:
— Купрейчиху надо предупредить. Пускай прячет детишек и сама… Но ты к ней не ходи. Сподручнее Саньке…
2
Рыбачья тропинка опять привела их к старой мельнице. Тут они, как обычно, оставили в кустах удочки и подались в сторону Лисьего оврага.
Идут молча, тихо шлепая босыми ногами по остывающей земле. В еловой хвое дымится густая роса: с утра моросил дождь. Ельник стоит на пригорке, и белесые пасмы тумана на прогалинах далеко видать. Проснулся ветер. Он тормошит игольчатые ветки. Шорох плывет вниз, к реке, тихими мурлыкающими волнами.
Вдруг Владик остановился, пугливо прячется за куст.
— Чего испугался? — шепотом спрашивает Санька.
— В кустах кто-то…
— Примерещилось тебе.
— Вон он… Глянь-ка…
Владик указывает рукой на прогалину между елками. Санька пригнулся и увидел на фоне вечереющего неба черный силуэт человека.
— Он… Верещака… Доставай наган…
— Тише ты!
Санька показывает Владику кулак и, раздвигая еловые ветки, ползком направляется к прогалине. Владик не отстает от Саньки. Затаились возле разлапого куста.
Ктитор шел по их следам, но теперь потерял их из виду и крался вдоль прогалины наугад. Останавливался. Прислушивался. Шагал дальше приседающей звериной походкой, озираясь по сторонам. Борода всклокочена. На голову напялен порыжелый картуз, над глазами торчит зловещий, словно клюв ворона, черный козырек.
Вот он, совсем близко от них — шагах в десяти. Раздвигая ельник, осторожно, крадучись, подался в глубь леса.
Санька махнул рукой Владику: мол, айда за мной. Они крадутся вслед за ктитором, все время сокращая расстояние.
— Руки вверх, иуда! — Санька направил ствол нагана в спину ктитора.
Верещака вздрогнул, даже присел от неожиданности, а потом медленно стал поворачивать голову назад.
— A-а… Санька… — На лице «божьего человека» расплылась широкая улыбка, — Напугал ты меня…
Он говорил, а сам все пятился к еловой чаще. Глаза его сверкали хищно, как у волка. Растопыренные крючкастые пальцы судорожно шарили по груди.
— Стрелять буду! — наступал на ктитора Санька.