Фок повернулся к столику спиной. Смотрит в окошко. Там, на озябших кустах рябины, суетятся снегири: склевывают красную ягоду.
Кораблева заволновалась. Пальцы едва заметно вздрагивают. Крутнула валик, быстро подложила четвертый лист с копиркой… Застучала пальцами по клавишам еще шибче. Фок обернулся, смотрит сквозь очки на Кораблеву. Может, догадался? Сейчас шагнет к столику и выхватит четвертый экземпляр. Тогда… Что она скажет тогда? Мол, заложила по ошибке…
Она стучала клавишами все громче и громче, будто хотела неистовым стрекотом машинки отпугнуть от себя нахлынувшую тревогу… Перед глазами мелькали знакомые фамилии: Худяков, Яворский, Купрейчик… Рядом с каждой фамилией стоит подробный адрес. У Натальи Купрейчик трое детей… Значит, и ее с детьми увезут в гестапо…
На бумагу ложатся новые фамилии… Уже кончается лист, надо снова закладывать. А Фок все стоит. Но вот он еще раз глянул на снегирей и ушел к себе в кабинет.
У Кораблевой отлегло от сердца. Вскоре она закончила печатать список заложников. Тридцать семь партизанских семей… Когда их будут забирать? Может, завтра… Наверно, списки повезут еще генералу фон Таубе. Надо спешить…
Она спрятала четвертый экземпляр за пазуху, а потом не спеша сложила остальные листы по порядку, соединила их скрепкой и положила Фоку на стол. Комендант сделал знак рукой, чтобы она не уходила из кабинета. Он читал списки, тщательно сверяя с верещакинскими каракулями. Против некоторых фамилий делал красным карандашом какие-то пометки.
— Хорошо, — сказал он по-русски и спрятал списки в сейф.
Кораблева стала замечать, что Фок почему-то все реже говорит с нею на немецком языке. А в первые дни она не слыхала в комендатуре ни одного русского слова.
Она снова села за машинку. Теперь печатала реестр — длинный перечень почтовых отправлений в Германию. Тут были и посылки, и письма с особыми штампами, и денежные переводы.
Кораблева всегда возмущалась: с какой стати она должна печатать какие-то реестры?! Однако теперь ее тревожило другое. Надо как можно скорей отправить в партизанский отряд список обреченных людей… Но какой найти предлог, чтобы отлучиться ненадолго из комендатуры? Без причины уходить нельзя: заподозрят…
Она думала, думала до боли в висках, но не могла найти веского повода для отлучки. А может быть, Фок пошлет ее с каким-нибудь поручением в городскую управу или в госпиталь?.. Бывали же дни, когда он посылал. Но нынче он не вызывал ее больше к себе. Сидел в кабинете так тихо, будто его совсем не было там.
А время текло медленно-медленно. Казалось, оно совсем остановилось. Наконец наступил обеденный час. Фок ровно в двенадцать, секунда в секунду, вышел из кабинета — с хрупким звоном щелкнул замок в двери. Кораблева быстро зачехлила машинку, спрятала в шкафчик свои бумаги.