Пленных вывели на западную окраину Дручанска, и тут Санька увидел в стороне от дороги, слева, колючую проволоку на колченогих столбах. «Вот для чего немцы возили сюда бревна…» Колючая городьба — в два ряда. По углам стоят деревянные сторожевые вышки. В середине загона завалился на подпорки заброшенный сарай. Соломенную крышу обглодали ненасытные ветры. Стропила торчат, как лошадиные ребра.
Втолкнули Саньку вместе с пленными за проволоку. Затворились за спиной колючие ворота — захлопнулась западня. Ходит Санька вдоль проволоки, ищет прореху в городьбе. Густо обвиты столбы колючкой. Не выбраться.
Пришел вечер в лагерь. То дождем прыскает в лицо, то снегом сорит. Бредет Санька к сараю, от мокрого ветра спрятаться хочет. А там некуда ногу поставить: друг на дружке сидят. Еще больше под открытым небом осталось. Лежат на земле вповалку — сухие, как горбыли. Спина к спине. Греются…
Стоит Санька посередине западни, озябшие пальцы в рукава прячет, соленые капли глотает, что бегут по щекам… Чья-то ладонь ложится на голову. Черствая, однако — теплая.
— Озяб?
Наклонилась над Санькой зеленая фуражка. Пограничная. Под козырьком два светлых родничка, в них теплится улыбка. Смуглое лицо аккуратно выскоблено бритвой. Поперек левой щеки пуля лиловый росчерк оставила…
— Айда к сараю, — зовет пограничник Саньку. — Где-нибудь под стрехой притулимся. У меня шинель. Одна пола тебе, другая — мне…
Загородила Саньку широкая спина от дождя. Греет.
— Небось есть хочешь? — Пограничник достал из кармана кусок житняка и ломоть брюквы. Разделил пополам, сует Санькину долю ему в руку: — Ешь. Как звать-то тебя?
— Санькой…
— Тезка, значит. Я тоже Александр. А фамилия — Егоров. Вот мы и познакомились. Не тужи. Тебя освободить — проще пареной репы. Что-нибудь скумекаем…
— Там, за Друтью, партизаны. — Санька махнул рукой влево, где черная гряда лесного урочища вросла в пасмурный небосклон. — Полицейских перебили в Ольховке. Целый гарнизон. А летом мост взорвали. Вместе с поездом. Танки вез… Вас пригнали, видно, мост восстанавливать. Наши дручанцы не хотят. Прячутся…
Егоров усмехается.
— А у меня самовзвод есть, — сообщает неожиданно Санька. — Он у нас на двоих, с Владиком.
— Тихо… — шикает пограничник, искоса поглядывая на широкоскулого парня, который сидит, подремывая, у стены сарая. — Людей тут много. Всякие найдутся… Давеча ребята из моей группы одному такому каюк сделали: коммуниста хотел выдать. Раненый он. В голову. Вели мы его сюда всю дорогу. По очереди.
Егоров понизил голос до шепота. Спрашивает, прикрывая ладонью посиневший шрам на щеке: