— Все еще в Фонтэне? Звонишь от Шабо? Как поживает его мамаша?
Но вместо того чтобы ответить на поставленные супругой вопросы, Мегрэ поспешил обрушить на нее свои:
— Какая погода сейчас в Париже?
— Со вчерашнего полудня весна.
— Так уж прямо и с полудня?
— Ага. Началась сразу после обеда.
Надо же, потеряно целых полдня солнца и света!
— А у тебя как там?
— Сегодня отлично.
— Не простудился?
— Все в порядке.
— Завтра утром вернешься?
— Надеюсь.
— Значит, не уверен? А я-то думала…
— Может, задержусь на несколько часов.
— Что так?
— Работенка подвернулась.
— Ты же обещал…
Да, клялся, что он обязательно отдохнет! Но разве он тут не расслабился, не оттаял?
Все, говорить больше было не о чем. Они еще обменялись несколькими фразами — теми, что обычно припасались для таких вот телефонных разговоров.
После этого Мегрэ позвонил Шабо домой. Роза ответила, что хозяин ушел на работу еще в восемь утра. Тогда он соединился с Дворцом правосудия:
— Что-нибудь новенькое?
— Есть такое дело. Нашли орудие убийства. По этой причине я и звонил тебе. Мне сказали, что ты еще спишь. Можешь сейчас подойти сюда?
— Приду через несколько минут.
— Двери учреждения сегодня закрыты. Так что буду посматривать в окно, чтобы открыть, как только замечу тебя.
— Что-то не так?
Шабо на том конце провода, судя по голосу и интонации, был сильно расстроен.
— Все расскажу, как только появишься.
Мегрэ тем не менее не спешил. Ему хотелось вволю насладиться этим воскресеньем, и вскоре комиссар уже неспешно вышагивал по улице Репюблик, пройдя мимо кафе «У почты», хозяин которого поспешил с учетом прекрасной погоды выставить на террасу стулья и круглые желтые столы на одной ножке.
Через два дома от кафе у открытой двери кондитерской Мегрэ невольно еще более замедлил шаг, вдыхая доносившийся оттуда запах сладостей.
Вовсю звонили колокола. Улица несколько оживилась примерно на уровне дома Жюльена Шабо, как раз напротив него. Люди начали толпой выходить из собора Богоматери по окончании мессы, которую отслужили в половине одиннадцатого. Комиссару мнилось, что сегодня люди вели себя несколько иначе, нежели в прежние подобные воскресные дни. Лишь немногие верующие сразу же направлялись по домам.
На площади образовалось несколько групп, которые отнюдь не дискутировали, как бывало, с оживлением, говорили вполголоса и зачастую просто молча созерцали выходивших из собора прихожан. Задерживались даже женщины, державшие в затянутых перчатками руках свои молитвенники с золотыми обрезами, и почти все жительницы Фонтэне и окрестностей надели весенние шляпки светлых цветов.