Прощаю – отпускаю (Туманова) - страница 118

Андрей долго, изумлённо смотрел на неё. Княгиня вопросительно улыбнулась ему. Он с запинкой выговорил:

– Право, Вера Николаевна… Я думал, такие крамольные мысли у меня одного имеются.

– Как видите, нет. А с Мишей вы по университету знакомы?

– Да… Хотя он уже кончал курс, а я только начинал. Впрочем, в нашей компании все были разномастны. И медики попадались, и философы… Военные даже были! А встречались мы, как правило, в вашем доме. Мне всё знакомо тут. Под этой самой лампой и ругались, как жизнь в России-матушке наладить. Вот и наладили… Видит бог, я никогда смертными грехами не баловался, но одного человека убил бы с удовольствием! Ничего бы не случилось, если бы все, кто был под следствием, вели себя так, как ваш брат!

– Как, и вы тоже?!.

– А как же. Почти месяц в крепости просидел! – мрачно буркнул Андрей. – И ещё восьмерых наших тогда взяли! И, признаться, все молодцы были… Один иуда нашёлся, Федька Семирский… И кто бы подумать мог! Ведь громче всех на собраниях про крестьянское счастье орал и про нашу святую обязанность его устроить! А как до дела и до следствия дошло – сдал всех с потрохами на первом же допросе! И ведь врал ещё, что он из бедноты и сам землю пахал со своими крепостными! А выяснилось, что у него отец – генерал Семирский! Тот самый – помните восстание польское?.. Разумеется, папеньке тут же сообщили… Видать, его-то Федька и испугался! Тьфу, мерзавец, паскудное племя… Простите, Вера Николаевна! И вы, княжна…

Аннет, с горящими глазами глядевшая на гостя, только всплеснула руками.

– А вы сами, Андрей Петрович? – не вытерпев, вмешался Николай. – Неужто не боялись ничего? Ведь это… каторга!

– Ещё как боялся, – с кривой усмешкой ответил Андрей. – Трудно, знаете ли, не бояться, сидя в каменной коробке с крысами… Да, признаться, я и уверен был, что каторгой для всех нас кончится. И кончилось бы, если б не Михаил Николаевич. Он всё тогда взял на себя и никого из нас не оговорил. На очной ставке с Семирским всё подтвердил… Да там и отказаться нельзя было. В вашем доме все бумаги и нашли…

– А у вас ничего не было?

– Было, да не отыскали. У соседей лежало, – невесело усмехнулся Андрей. – Побились-побились с нами впустую да и выбросили. А Михаил Николаевич… Чёрт, какое свинство, несправедливость какая! И поделать ничего нельзя… Боже мой, Вера Николаевна, я последний болван, простите меня!

Последняя фраза была сказана после того, как Вера беззвучно расплакалась, уронив лицо в ладони. Тут же к ней бросилась Аннет, обняла, зашептала на ухо. Поднялся и Николай. Андрей, сконфуженно сопя, наблюдал за семейной сценой.