Ефим сел на нарах. Шумно вздохнул. Осмотрелся. Острог спал. Рядом ровно, глубоко храпел Антип. Луна, глядящая в окно, освещала его запрокинутое лицо с резкой морщиной между бровей. Ефим с тоскливой ненавистью посмотрел на брата, чуть слышно выругался. Дрыхнет, сукин сын, хоть бы что ему… Распинай сейчас и позови с собой в побег – не пойдёт ведь! Ему и здесь неплохо: работа не тяжёлая, от начальства ущерба нет, опять же – Устька… Всю жизнь за ней, как нитка за иглой, таскается, и плевать, что она за его же братом замужем… Два месяца рта не раскрывает… Осерчал, вишь, за свою Устю Даниловну… «Ну и молчи до морковкина заговенья!» – с сердцем пожелал Ефим. Лёг на нары, зарылся лицом в солому и закрыл глаза.
На другой день, шагая рядом с Берёзой на работу, Ефим вполголоса сказал:
– Иду с тобой когда скажешь.
Атаман неторопливо, совсем не удивившись, кивнул.
– Что надо делать-то?
– Ничего не делай. Слова моего жди. Да смотри – молчи. И со мной про то боле не заговаривай.
– Да сам знаю, – слегка разочарованно сказал Ефим. Почему-то ему казалось, что, получив его согласие, атаман немедленно начнёт обсуждать с ним план бегства. Невольно он покосился на брата, идущего чуть поодаль. Но Антип топал вперёд, насвистывал в такт брякающим кандалам какую-то песню и на брата не смотрел. «И чёрт с тобой, сулема!» – в сердцах подумал Ефим. Бешено пнул подвернувшийся под ногу камень и ускорил шаг.
* * *
– Господи, Дунька… Просто глазам своим не верю! Зачем же её туда понесло? А если увидят, не дай бог, застанут?!.
– Не могу, барыня, знать! А только теперь сами видеть изволите! Я вам ещё когда говорила, что эта Васёна себе на уме, только вы же и слушать ничего не желали! Где это видано, чтобы дворовая без спросу и хозяйского дозволения невесть где по полдня болталась?
– Но она же говорила, что ходит за цветами…
– К хозяевам своим прежним?! Да через забор?!. Сами же видите! Истинно говорю вам – нечисто тут! Хорошо ещё, что я вчера проследить догадалась… Ну – ничего! Сейчас мы её на чистую воду-то выведем, окаянку! – Дунька упёрла кулаки в бока и победоносно взглянула на сидящую в дрожках Настю. Та покачала головой и, приподнявшись, старательно всмотрелась в заросли цветущей черёмухи, где минуту назад скрылась Василиса. Сразу за черёмухой, в купах садовых деревьев, виднелась зелёная крыша агаринского дома.
Зиму Василиса провела в доме Закатовых без приключений. Наряду с другими девками пряла и шила в девичьей, разговаривала мало. Подолгу думала о чём-то, и, чтобы отвлечь её от размышлений, требовалось несколько сердитых окриков. Впрочем, она была старательна, уроки исполняла не хуже других, ни с кем не ссорилась – но и не подружилась ни с кем. К барыне Васёна оставалась неизменно почтительна. На вопросы Насти, довольна ли она новым житьём, сдержанно отвечала: «Премного благодарна, всем как есть довольна». Иногда Настя, приходя в девичью, останавливалась перед Василисой. Глядя в её прекрасное, словно выточенное античным резцом лицо, склонённое над пяльцами или кроснами, с восхищением говорила: