В доме Никиту встретила заспанная Дунька.
– Ужинать изволите, барин?
– Не буду. Дай свечу и иди спать. Барыня легла?
– Давно уж… Порядочные-то люди до полночи по полю не болтаются, ночевать домой едут! Да давайте подам ужинать-то, Никита Владимирыч! Разве эти ваши черти прокопчённые накормят по-людски?
– Не беспокойся. Я очень хочу спать.
Говоря это, Никита не врал: глаза закрывались сами собой. Взяв у Дуньки свечу (та чуть не погасила её своим мощным зевком), он осторожно прошёл через сени в спальню. Раздевшись, прислушался к ровному дыханию с кровати.
– Настя… Ты спишь? – тихо позвал он, сам не зная, что скажет, если жена отзовётся. Тишина. Никита осторожно лёг в постель, потянул на себя одеяло и задул свечу.
На другой день Закатов уехал из имения утром и вернулся только в сумерках. День был жарким, душным. Из-за дальнего леса уже поднималась и росла сизая полоса, обещавшая первую в этом году грозу. В тяжёлом воздухе сильно, до одури пахло Васёниными цветами, над которыми уже перестали виться и жужжать насекомые. Только ласточки бесшумно стригли воздух, проносясь над самой землёй. Сама Васёна, стоя с подоткнутым выше колен сарафаном и засученными рукавами, яростно продёргивала сорняки в зарослях маргариток. Её загорелое лицо было хмурым, и она то и дело вытирала с него не то пот, не то слёзы.
Настя с крыльца веранды наблюдала за своей садовницей. Целый день она ждала мужа. Духота давила на грудь, дышать было тяжело, и Настя страшно завидовала собственным девкам. Те копошились в огородных грядах и таскали воду из пруда в рубахах с закатанными рукавами и подоткнутых юбках. Ей самой страшно хотелось стащить с себя платье и остаться в рубашке, а ещё лучше – спуститься к пруду и выкупаться. Но об этом и подумать было нельзя. Свирепая Дунька стояла насмерть, божась, что она лучше умрёт, чем отпустит барыню в пруд, где под корягами водится всяческая нечисть, с которой беременным встречаться незачем. Спорить Насте не хотелось, да и сил на это не было.
«Да куда же он пропал? Целый день сидит у Агариных? Что там делать? – мучилась она, расхаживая по залитой вечерним светом веранде, через которую то и дело проносились с тревожным щебетом ласточки. – Вот-вот гроза начнётся… А ещё этот Стриж, будь он неладен! Четвёртого дня у Истратиных кого-то топором зарубили, вся округа гудит… И у Трентицкого ригу сожгли. Воистину, ничего этот Стриж не боится… И не попался ведь, разбойник, до сих пор! Это, правда, в десяти верстах от нас, но всё же… Ведь солнце скоро сядет!»
Мысли Насти были прерваны нарастающим топотом, и на веранду влетела Дунька: