– Парень…
Шёпот был почти беззвучным: комары, казалось, зудели громче, – но Ефим тут же поднял голову. Рядом стоял Берёза. Без слова он поманил его за собой и, повернувшись, тронулся к двери. Ефим, осторожно поднявшись, пошёл следом. Вся изба спала. Пока оба по очереди плющили кандальные браслеты на ногах, никто даже не пошевелился. «Жаль, двери заперты… – подумал Ефим, возвращаясь на место. – Прямо сейчас бы сорваться – и только утром схватились бы… А то бог знает, что завтра-то ещё будет!»
Впрочем, беспокоился Ефим зря. Прокрутившись всю ночь без сна, он забылся только под утро – и сразу же проснулся от старательных воплей Осяни:
– Ой, смерть пришла! Ой, моченьки нету! Ой-й-й, ребята, живот страдает – спасу не-ет… Вчерась в яме надсадился, видать… С глиной этой вашей, чтоб ей пропасть… Ой, отошлите на завод к фершалу-у… Помираю, как Бог свят…
– Ещё лошадь из-за тебя за пятнадцать вёрст гонять, фармазон! – сердито сказал старый солдат Федотыч, склонившись над «умирающим» и трогая его лоб. – Ништо… Жара-то у тебя нету. Стало быть, к обеду, мало к ночи, оклемаешься.
– А коли нет?..
– Ну, тады помрёшь с божьей помощью… Тоже кому плохо?.. Вставайте, золотая рота, лопайте, да на работу! Трофимов, пойдёшь с Силиным в дальнюю?
– Отчего ж не пойти, – буднично отозвался атаман.
У Ефима сердце бухало так, что он удивлялся, – отчего этого не слышит вся артель. Не верилось, что вот сейчас, через несколько часов, всё закончится, и жизнь его повернётся с ног на голову. Вот насилу все наелись… Вот выстроились во дворе для никому не нужной проверки… Вот побрели по местам… День стоял серый, туманный. Блёклое небо, казалось, лежит на макушках сосен и кедров, трава была серой от мороси. Ефим шагал рядом с Берёзой и не понимал, почему топающий вслед за ними Федотыч не замечает, что кандалы на их ногах уже «сплюснуты». Но Федотыч кряхтел, по привычке разговаривал сам с собой, дымил солдатской носогрейкой и видеть ничего не видел.
Когда подошли к «дальней», тусклый шар солнца уже повис над лесом, слабо заиграв искрами в мокрой траве. Ефим то и дело поглядывал на Берёзу, но тот привычно спрыгнул в яму и, как всегда молча, принялся кидать на большие носилки влажную глину. Ефиму оставалось только начать делать то же самое. Однако он не копнул и пяти раз, когда Берёза вдруг решительно воткнул лопату в землю, коротко мотнул головой – мол, делай, как я, – и полез наверх.
– Вы чего, мужики? – удивился инвалид, мирно дымящий своей трубкой в двух шагах, на большом валуне.
– Уходим, Федотыч, – коротко пояснил Берёза, встряхивая от налипших комков глины зипун. – Не поминай лихом.