– И-и-эх! – с сожалением присвистнул старый бродяга Ванька Перемёт и, отвернувшись от окна, выругал кого-то внутри лазарета: – А ты, холера, божился: «В кровь Силины сшибутся»! Гораздый брехать-то оказался! Робя, кто ещё-то на Ефимку ставил?
Тут уж рассмеялся и Антип. Погрозил кулаком в сторону разочарованных зрителей, подобрал с брёвен своего козла и пошёл со двора. Ефим осторожно посмотрел на Устинью:
– Устька, ну ей-богу ж, не дрались! И в мыслях даже не было! Я вон тебе печь белить взялся… Снова порть теперь углём-то, грамотейка… Пошто только доктор дозволяет казённую вещь уродовать? Да ты что ревёшь-то сызнова, дура?! Катька, да скажи хоть ты ей! Вот и поди тут с бабьём этим… Тьфу!
Эпилог
Июньский полдень в Бельском уезде исходил духотой и зноем. Над выгоревшим полем колыхалось золотистое облако пыльцы. Огромная липа у дороги тоже цвела, и её сладковатый, медовый запах разносился на вёрсты вокруг. Солнце палило нещадно. Но за дальним лесом уже густели, наливались сизой тьмой облака: там собиралась гроза. Василиса то и дело оглядывалась, с тревогой посматривая на тучу, и прибавляла шагу. Её босые ноги утопали в горячей дорожной пыли. Полотняная рубаха прилипла к спине, к потному лицу приставали мошки, но Василиса, отмахиваясь, шагала всё быстрей и быстрей.
В сквозной, просвеченный солнцем березняк она вошла уже почти бегом. Не обращая внимания на весёлую россыпь земляники под ногами, устремилась дальше, в сумрачный ельник. Перебралась через сырой овраг и побежала, перепрыгивая через бугры корней, в самую глушь леса.
Остановилась она лишь полчаса спустя, оказавшись в густой дубраве. Под ногами, в траве, валялись полусгнившие прошлогодние жёлуди. Василиса прислонилась спиной к стволу огромного кряжистого дуба, силясь перевести дыхание. Над её головой угрожающе заворчал первый гром. Слабый ветер потянул по макушкам деревьев, встрепенул листву.
– Спаси Христос… – пробормотала Василиса, открывая глаза и крестясь. И тут же с испуганным криком отпрянула в сторону: с дуба спрыгнул прямо ей под ноги смуглый взлохмаченный парень лет двадцати. – Господи! Гришка!!! Сколь разов просить тебя – не пугай! Чуть сердце не выскочило! – с сердцем выругала его Василиса. – Вот ей-богу не приду боле!
– А что ж ты пугаешься, Васёнка? – слегка виновато усмехнулся он, выпрямляясь и шагая к ней. – Кажин раз одно и то же: стоит прямо подо мной и в упор не видит…
– Увидишь тебя, коли ты как леший! Да пожди ты, я взмокревши вся!
– А мне какое дело? – Гришка легко отвёл тонкие руки девушки, притянул её к себе, поцеловал раз, другой, третий…