— Здравствуйте. — Кирпичов тяжело садится. — Я пришел.
Он молчит. Знаменский ждет.
— Я пришел кое-что рассказать.
— Кое-что или все?
— Да уж, наверно, все.
— Тогда готов.
Пал Палыч кладет на стол чистый бланк протокола допроса, берет авторучку.
— Почему я петлял, вы угадали: Санатюк. Я его зову Сатанюк, больше соответствует. Дураком надо быть, чтобы его не бояться! Те, между прочим, тоже боялись. Один говорит: «Может, мотанем от греха?» А второй: «Ты, говорит, соображаешь, что сам подумает? Не явимся — шкуру спустит!» Ругались, тряслись, а ехали…
— Адрес вам назвали при посадке?
— Вообще не назвали. Гони, говорят, на Преображенку, там покажем. И крутили потом: направо, налево, вперед, назад…
— Путали?
— Ну да. Им же неизвестно, что я там вырос, каждый переулок наизусть… Потом остановились в тупичке. «Все, — говорят, этот дом с балконами». Вылезли и вроде закуривают, а сами смотрят, чтобы я отваливал, потому что дом совсем не этот. Этот новостройка, а Сатанюк — в старом… Вы спросите, как я их засек, если уехал? Так я не уехал, а вертанул за угол вокруг квартала. Меж двух корпусов встал, а там палатка такая: «Прием стеклотары». Притаился за ящиками — нужный подъезд как на ладони. Минуты через три — рысят. Кепочки надвинули и прямиком, куда я и ждал. Лестница застекленная, видно, если наверх подымаются. Они не подымались. А на первом этаже, кроме Сатанюка, все нормальные люди, даже сомневаться нечего!.. Теперь, значит, почему я за ними пошел и откуда вообще понял, кто он есть, — этот «сам». Да?
— Вы отлично ведете собственный допрос.
— Насчет Сатанюка я понял случайно. «Надо, — это они говорят, — с нашим любителем леденцов перемолвиться». И вдруг меня как обухом! Варя как-то поминала, что старик все леденечки сосет, целый день причмокивает. Ну, думаю, судьба! Вляпался! И, главное, Варя меж нами — вроде как связывает, а тут я их прямо с дела к нему везу. Кто поверит, что такое совпадение?
— Вы их можете описать?
— Который сзади сидел — не больно заметный. Рыжеватый, сухой, ростом с меня, уши топорщатся. А второй — толстый, мордастый, нос задранный, как у моськи. Глаза круглые, бровей почти нет. С виду добродушный, сидит-пыхтит, шею скребет, словно год не мылся.
— Как они друг к другу обращались?
— Никак. «Ты» да «ты».
— Чью-нибудь кличку, фамилию, город — ничего не упоминали?
— Нет…
Входит Томин и Борис Петухов.
— Сами или по вызову? — проницательно спрашивает Томин Кирпичова.
— Сам.
Знаменский протягивает протокол.
— Читается с увлечением, — удовлетворенно заключает Томин, пробежав записи. — Приметы-приметы… Ребята подготовили кое-какие материалы по связям Санатюка. Собралась небольшая портретная галерея. Попробуем?