Птица деловито повертела головой, белые глаза по очереди оценили меня с головы до ног. От взгляда птицы меня передернуло. Ворон будто в самую душу смотрит. Черные, как деготь, перья переливаются синевой, клюв наполовину зарос то ли пухом, то ли шерстью. Когти такие, что с легкостью разорвут руку в клочья, но он будто знает о силе – держится аккуратно, даже не колется.
Осторожно погладила птицу по голове, понимая каким-то особым чутьем – с животными надо по-доброму, тогда и они ответят тем же.
– Красавец, – проговорила я ласково. – Какие у тебя гладкие перышки. И глазки просто алмазы. Откуда ты такой взялся?
Ворон переступил на лапах, поднял голову, клюв щелкнул у самого носа, я резко отклонилась.
– Ну ты чего? – сказала я с укором. – У тебя вон какая пика на носу – сразу меня победишь. А я хрупкая, меня беречь надо.
Ворон наклонил голову, блестящий глаз загадочно сверкнул, во взгляде читается – мы оба знаем, какая ты хрупкая, особенно если меч в руки дать.
Он вытянул шею и каркнул так, что меня едва с ног не снесло. Наверное, слышно на весь двор. Откуда-то снизу послышались возмущенные возгласы эльфиек, кто-то простучал каблучками по мостовой.
Я высунулась в окно вместе с пернатым и слегка подкинула руку.
– Давай, дружок, лети, – взмолилась я. – А то на твои крики сейчас пол-Эолума сбежится, вопросы задавать начнут. Не могу же я сказать, что сам ко мне прилетел. Еще прибьют.
Птица щелкнула клювом, во взгляде немой укор – вроде я со всей душой, а ты за свою шкуру трясешься. Крикун присел, меня сотрясло от толчка, птица в несколько взмахов поднялась так высоко, что уже и не различить – ворон там или голубь.
Я уперлась ладонями в мраморный подоконник, взгляд застыл в небе, пока силуэт птицы не затерялся среди кудрявых облаков. В очередной раз позавидовала крылатой твари.
– Врагов нет, – проговорила я ему вслед. – Сам, кого хочешь, заклюешь. А для жизни – все небо.
Легкая занавеска колыхнулась от ветерка, ткань скользнула по локтю, я вздрогнула от нежного прикосновения. Кожа затрепетала, словно ее омыли водами самого чистого родника в мире.
В дверь уверенно постучали. Я поспешно обернулась и прошлепала босыми ногами до кровати.
– Войдите, – сказала я четко.
На пороге возник Лисгард, глаза горят, грудь высоко вздымается, будто бежал через весь Эолум, латы сверкают в свете адуляра.
Он чуть отдышался и проговорил:
– Миледи, идемте.
Я отступила к стене и уперлась спиной в прохладный мрамор. Снова возникло ощущение беспомощности, хотя белокожий вроде вызвался защищать.
Пальцы невольно начали шарить за спиной в поисках оружия, но там лишь холодный камень. Белокожий заметил мое замешательство, но остался невозмутим.