– Вставай, сотник, – говорит Лушка, живой еще по ту пору и с ребрами целыми. – Посланный от боярина Василь Иваныча пожаловал, выступать нам пора!
Федька встал, сотню свою куцую тотчас к оружию поднял, а сам посланца встречать пошел. Видит: муж в зрелых летах, вида строгого, борода лопатой, в одежде смиренной, черной, а позади него коня, отменного аргамака под богатым седлом, конный же холоп держит. Не иначе – дьяк важный, а то и думный дворянин! Поклонился ему Федька да поздоровался честь по чести. Посланный тоже в ответ поклон ему дал, чем очень Федьке понравился: не часто господа сановитые для простого ратного человека выю прегордую клонят.
– Я, – говорит, – Тимофей Осипов, сын Иванов, Иноземческого приказа дьяк. Послан от господина нашего свет князя Шуйского с приказом тебе, сотник, немедля к Боровицким воротам со всеми людишками твоими выступать. По пути, – говорит, – еще сотню сынов боярских на Якиманке заберем, да, замедля нигде, прямым ходом к князь-боярину Василию Ивановичу под собственную руку!
Федька от гордости приосанился да ус свой мягкий закрутил, как у панов польских научился. Виданное ли дело: ему, дворянишке худородному, бедному, одесную столь родовитой особы в битве стоять! Молодцы Федькины как раз по ту пору коней выводили да в седло садились и, кто услыхал, весьма сердцем возвеселились и саблями забряцали. Посмотрел дьяк Осипов с укоризной и говорит, тихо так, печально:
– Молод ты зело, сотник, и люди твои молоды…
Федька по ту пору зелен еще был, ответил запальчиво:
– Молоды, да удалы! Война, дьяк, молодых любит!
Дьяк ничего не сказал и только, как со двора выезжали, задумчиво так промолвил:
– Крови бы большой не было сегодня… Не приведи Господи, защити, Мать Пресвятая Богородица!
Федька в ответ, ему:
– Как же, дьяк, без крови-то воевать? Мы свою до остатней капли пролить готовы за веру православную да за обиды Руси от злых ляхов-захватчиков. Вот вечор Святых Тайн Христовых все причастились и от грехов очистились – напрасно, что ли?
Дьяк ликом просветлел да в другой раз Федьке и людям его поклонился.
– Исполать вам, – говорит, – юношество честное, православное! Я тоже, – говорит, – твердый пост перед днем сим, словно перед Пасхой Святой, держал, денно и нощно в молитве бдел! И ныне ко всем святым мученикам и угодникам взываю, чтобы не пришлось вам кровь сегодня лить, ни свою, ни, дважды избави Господи, чужую!
– Как же возможно такое? – изумился Федька. – Волю, я чаю, без битвы-то не берут. Где битва, пусть самая даже правая, самая святая, – там и смертное убийство, дьяк.