Три любви Марины Мнишек. Свет в темнице (Раскина, Кожемякин) - страница 159

– Капец вам, стрельчишня! Дрожите, собаки!

– В слободу к вам пойдем – баб-то ваших да пащенков порешим!

– Красного петуха вам на кровлю пустим!

Стрельцы заметно смутились, стали переглядываться, длинные стволы пищалей начали медленно, один за одним, опускаться.

– Не гнись, стрельцы-молодцы! – закричал, желая ободрить их, самозванец. – Вскорости помощь из города подойдет, верные жолнеры мои польские подоспеют! Сломим мятежу хребет! Я вам тогда заместо домов ваших хоромы боярские отдам, от Шуйских да Салтыковых, изменников! Вместо старых да постылых жен ваших самыми сладкими девками-боярышнями из родов их, поганых, вас пожалую!

– Нам, государь-батюшка, чужих хором да баб не надобно, – мрачно ответил за всех пожилой стрелец с седеющей бородой. – Нам свои любы-дороги, даром, что бедны да стары.

Увидев колебание стрелецкой дружины, вмешался Ванька Воейков, принявшийся сновать между ее рядами, словно ложка во щах.

– Братцы служивые, о детишках малых, о домах ваших помыслите, – задушевно говорил он, заглядывая в лютые бородатые рожи стрельцов с самым участливым и ласковым выражением. – Пожгут-порежут все разбойные людишки! Погибнут душеньки безвинные, пропадет добро ваше, честное, нажитое! И некому-то, кроме вас, защитить их да оборонить! Что вам в подлом еретике-обманщике?

– Сдавайтесь, стрельцы! – прокричал через Житный двор зычный начальственный голос, должно быть, Михайло Татищев. – Вяжите Гришку-расстрижку! Всем вам пощаду и почет обещаем!

Самозванец с тревогой вглядывался в своих последних защитников. Он порывисто попытался подняться, но искалеченная нога не послушалась, и с мучительным стоном он опустился обратно на свое холодное каменное седалище.

Стрельцы наконец решились. Седобородый подошел к царю Димитрию (или расстриге Гришке?) и низко поклонился ему:

– Ты прощай, батюшка Дмитрий Иванович, мы все для тебя свершили, что могли. Более ничего не можем. Смилуйся над тобой Господь… Берите его, что ли, ребятушки дворяне!

Самозванец смотрел спокойно и грустно. Он поднял грязную руку и по-отечески перекрестил стрельцов, благодаря за последнюю службу. Православным крестом.

– Ar-r-r, verdammten Schweine!!![91] – заревел вдруг рыжий немец, хватаясь за свою рапиру… Но Васька Валуев барсом прыгнул на него и с замаха хватил страшным кривым клювом чекана по голове. Наемник замычал и пал, как бык на бойне, из дыры на шлеме струей хлестнула черная кровь – и душа вон!

– Это тебе за убиенного дьяка Осипова, мразь! – удовлетворенно проговорил Валуев, обтирая окровавленный клевец шапкой.