– Скажи, Барбара, хороша ли я или бледна, как тень? – нетерпеливо спрашивала Марина у любимой фрейлины. – Верно, я подурнела в Ярославле – за два тягостных года…
– Пресветлая госпожа, вы хороши, как в Самборе! – отвечала пани Барбара, которая, в отличие от Марины, наела в Ярославле второй подбородок и вся расцвела. – Скоро, совсем скоро вы обнимете своего супруга! Я же говорила вам, что он жив! Провидение сохранило его для вас!
– Ах, Барбара, я так ждала, я так молилась о нем! Почему только я видела такие странные сны? Почему во снах Димитр приходил ко мне с кровавой раной в груди?
– Пташка моя, не стоит верить снам!
– Но ты же сама веришь и снам, и гаданиям!
– Это смотря каким снам, ясная пани! Вашим верить нельзя, а моим – извольте! Пан Иезус мне свидетель!
Совсем рядом раздались крики: «Скачет! Скачет! Царь скачет!» К карете действительно стремительно приближался всадник, окруженный русской и польской охраной. Марина выглянула в окошко, вгляделась… Вскрикнула: «Это не Димитр, это Богданка!» – ахнула и без чувств упала на руки изумленной пани Барбаре. Свидание не состоялось.
Пани Барбара подхватила обмершую Марину с легкостью, словно малого ребенка, и закричала: «Что ты, моя пташка? Что с тобой, моя девочка?» Карета остановилась, пани Барбара на руках вынесла свою бесчувственную госпожу на воздух. Верные служанки засуетились вокруг Марины, обмахивая ее опахалом, обрызгивая душистой водой, ослабляя шнуровку на платье. Бедняжка долго лежала как мертвая – бледная, похолодевшая, почти бездыханная, с безжизненно закатившимися глазами… Слишком силен оказался для ее измученной жестокими потерями и неволей души удар судьбы…
Тушинский царь спешился и хотел было подойти к своей вновь обретенной супруге, но его остановил пан Ежи. «Царик» велел охране отступить в сторону.
– Дайте женщинам сделать свое дело… Они помогут моей дочери… – обратился Мнишек к тушинскому царю. – Побеседуем, пан… Пан секретарь… Кажется, я видел вас при моем покойном зяте.
– Надеюсь, я скоро буду называть вас отцом, пан Ежи? – спросил «царик», приветливо улыбаясь. – А пани Марину – любезной супругой?
– Если мы сговоримся с вами, пан секретарь. И если вы сможете уговорить ее…
– Неужели ясновельможный пан Мнишек не может приказать своей дочери? – удивился «царик».
– Едва ли я смогу приказать ее сердцу… Это у вас в Московии дочери – рабы своих отцов, а у нас, в Речи Посполитой…
– А у вас? – поинтересовался Богданка.
– А у нас панны вольны в своем выборе!
– Так ли уж вольны? – недоверчиво переспросил «пан секретарь», хорошо знакомый с польскими обычаями.