– Это зависит от многого… – объяснил пан Ежи. – Скажем, от вашей благосклонности к нашему славному роду!
– О, я буду благосклонным, очень благосклонным! – нетерпеливо воскликнул «царик». – От вашей дочери зависит успех нашего дела и участь проклятого Шуйского!
– И каковы же будут размеры вашей благосклонности? Скажу без обиняков, я бы хотел, чтобы она достигла размеров Смоленского воеводства… Мы же с вами порядочные и благородные люди и хорошо понимаем друг друга…
– Помилуйте, пан воевода! – в притворном ужасе воскликнул «царик». – Платить за пани такими землями?!
– Мой первый зять давал еще больше!
– Да, и где же он теперь? – Богданка с философской печалью воздел перст к бледному московскому небу.
– Мне все равно! – загорячился пан Ежи. – Главное, что здесь я и моя дочь! Я, прошу пана, значу не так много, но много значит она! Если она не признает вас своим спасенным мужем, кто вы такой, прошу пана? Пустое место! Скоморох! Никчемный писака!
– Я все-таки государь московский! – гордо ответил Богданка и дернул себя за жидкий ус, попытавшись изобразить позу гордого шляхтича. – И малая печать российская при мне, и царский скипетр!
– Ой, я уже смеюсь! – Пан Ежи хлопнул себя по объемистому пузу и презрительно расхохотался. – Скипетр и печать – тоже мне большая важность! Покажите мне хоть десяток жолнеров, которые будут служить вам за скипетр и печать! Вы с этими красивыми безделушками не больше царь, чем, прошу пана, волк – царь леса! Хотя вы и на волка-то не слишком похожи, более на лиса. А покойный мой зять был лев! Вот если бы у вас была супругой его львица!
– Ладно, забирайте Смоленск, обещаю вам его своим царским словом… – злобно буркнул Богданка, незаметно для пана Ежи скрестив за спиной указательный и средний пальцы. – Только завтра приведите вашу дочь ко мне в шатер!
– В качестве кого? Как наложницу? Шляхетский гонор не может выносить такого оскорбления! – возмутился пан Ежи. – Тогда вам и Смоленском не обойтись, пан, я имею требовать и подканцлерство российское!
– Нет, не наложницей, только для разговора… – пообещал Богданка. – Вы сможете сами присутствовать при нем… Но это будет стоить вам Северской земли, которую я исключаю из Смоленского воеводства.
– Я подожду свою дочь у шатра… – великодушно согласился пан Ежи. – Но вы в таком случае прирежете мне еще Путивль!
Богданка ускакал прочь, Марину наконец привели в чувство, а на следующий день пан Ежи приступил к уговорам.
– Марыся, ты должна вести себя с ним ласково, – преувеличенно патетично убеждал свою дочь пан Ежи, – иначе мы не отомстим! Вспомни проклятый день 17 мая! Все улицы столицы московитов были залиты нашей кровью! Пьяная толпа не щадила ни мирных купцов, ни женщин! Твоих шляхтянок обесчестили, ты сама едва спаслась, твой супруг погиб! Проклятый Шуйский сослал нас в Ярославль, и только благодаря милостивому заступничеству Его Величества Сигизмунда мы снова обрели свободу. И после всего этого вернуться домой, не отомстив Шуйскому и его людям?