– Это уж твое дело, царица… – усмехнулся Молчанов. – Мы тебя не обидим. Верно, государик?
– Верно, прекрасная пани, царица души моей! – подтвердил Богданка. – Насильно, как говорится, мил не будешь…
– Пан Михал, – обратилась Марина к Молчанову, – говорят, ты был в Самборе, у моей матушки, пани Ядвиги?
– Верно, царица! Я у нее от Шуйского спасался.
– Здорова ли моя бедная матушка? Благословляет ли меня? От тебя хочу о том услышать, не от батюшки.
– Слава богу, пани Ядвига здорова. О прочем же мне неведомо. Письмо она тебе передала… Вот, возьми…
– Что ж ты его отцу моему не передал? – удивилась Марина.
– А потому, что в отца твоего, проходимца да плута старого, у меня веры нет! – злобно буркнул Молчанов. – Так грамотку от пани Ядвиги брать будешь аль мне ее в огонь кинуть?!
– Да как ты смеешь так отвечать царице московской! – возмутилась Марина.
– Смею, ты здесь царица – да чужая, а я слуга – да свой! – Молчанов снова смерил Марину дерзким взглядом. – Держи вот письмецо, почитай.
– Дай сюда, холоп предерзкий! – Марина вырвала письмо из рук Молчанова и вышла из шатра.
– Не серчай, царица, я хоть предерзкий, да верный! – пробормотал ей вслед Молчанов. – А иные мягко стелют, да спится жестко.
Богданка молчал. Неудобно и как-то криво сидел он на своем импровизированном троне, и Молчанов охранял его, как тюремщик, а не как слуга.
У шатра Марину ждал пан Ежи. Переминался с ноги на ногу, весь дрожал от нетерпения.
– Что, Марыся, договорилась ты с ними? – спросил отец. – Будешь царицей московской?
– Буду, батюшка… Что мне еще остается… Вы ведь нас уже сговорили… Но знайте, не ради вас я иду на эту ложь, ради Димитра!
Пан Ежи ничего не ответил: чувства дочери сейчас не слишком его интересовали. Он подсчитывал в уме, сколько спросить с тушинского царика и Михала Молчанова в звонкой монете за согласие его дочери признать «чудом спасшегося царя Димитрия Ивановича». В Смоленске-то пока прочно сидел московский воевода с сильным войском… Главное – снова не прогадать! Займет ли тушинский царик московский трон, это одному Господу известно. А золото – вещь надежная, и получить его надо уже сейчас. А не хватит у царя нового денег, так пусть скипетр закладывает или у казаков донских займет…
Пока пан Ежи был погружен в свои расчеты, Марина рассматривала Тушинский лагерь – свою новую столицу. Табор этот, конечно, не выдерживал никакого сравнения ни с Краковом, ни с Москвой, ни даже с Ярославлем – местом их недавнего заточения. Шатры и палатки чередовались с вырытыми еще зимой землянками, где воины жили, как звери в своих норах. Деревянных домов было немного, да и эти немногие выглядели жалко. Пахло падалью и гнилью, псы доедали внутренности убитых животных, и то и дело навстречу попадались пьяные. Пили здесь, по-видимому, много – больше, чем на пирах в Речи Посполитой, больше, чем когда-либо случалось видеть Марине…