Три любви Марины Мнишек. Свет в темнице (Раскина, Кожемякин) - страница 222

Дерзкие шляхтичи, казаки, наемники, московиты, напоминавшие более разбойников, чем войско, смотрели на нее, ухмыляясь. Здесь никто не почитал «царя» – Богданку Сутупова, и, конечно, никто не будет почитать царицу. За нее станут поднимать огромные кружки с вином и пивом и обсуждать, добрая ли женка досталась их царику… И какой-нибудь шляхтич, покручивая усы, непременно скажет, что царик – не воин ни на поле, ни в супружеской постели. А его собутыльники начнут кричать наперебой, что нужно «утешить» несчастную царицу и смешают ее имя с грязью…

Где найти заступника, благородного рыцаря, который поддержит ее на этом скользком пути? Светлейший гетман Ян Сапега? Он уже не раз помогал ей, но слишком осторожно, с разбором, он прежде всего блюдет собственные интересы. Отец, вероятно, скоро уедет обратно в Польшу, да и брат Станислав потянется вслед за ним… Ее оставят здесь одну, под хлипкой защитой полупьяного Богданки, и Михаил Молчанов, как и другие, станет раздевать ее глазами… Какая она, Марина, царица московская?! Так, одно имя, звук, слабый отзвук, необходимый для того, чтобы навести ужас на спрятавшегося за стенами Москвы трусливого Шуйского…

Боже мой, Господи, Матерь Божья, на что она, Марина, согласилась ради памяти Димитра и желания отомстить вероломному Шуйскому? Никому она не отомстит и только себя погубит… Но все равно – нужно быть сильной и смелой, иначе ее слабость быстро почувствуют другие. Придется самой себя защищать. Ах, как бы подошел сейчас польский гусарский костюм, который так любил носить покойный Димитр!

Совсем рядом раздался топот конских копыт – и Марина на мгновение отвлеклась от своих скорбных мыслей и подняла глаза на всадника. На добром вороном коне сидел молодой статный красавец, по одежде казак, а чертами лица – малоросс. Буйная шевелюра, надо лбом завитый длинный чуб… Правильные черты лица, сочные, как вишни, губы под красиво завитыми густыми усами. Карие глаза смотрят лихо и весело, но у губ жесткая складка. Значит, нрава он крутого. На лице заметны несколько шрамов, один – на подбородке – совсем свежий… Многое в жизни повидал и испытал. Никого не боится, но, наверное, редко проявляет жалость. Человек из стали, но, быть может, еще способен преданно любить…

Незнакомец сдержал коня, спешился и отвесил Марине и пану Ежи довольно учтивый поклон. На нем был богатый, но покрытый пылью кунтуш с откидными рукавами, перехваченный в поясе широким кушаком, из-за которого виднелись отделанные серебром рукоятки пистолетов и кинжала, широченные замшевые шаровары, мягкие польские сапоги. На голове – лихо заломленная на затылок косматая шапка с длинным шелковым шлыком, украшенным кистью. На бедре – сабля, простая и добрая, нужная своему хозяину для боя, а не для щегольства.