Но обогнал его дружок закадычный Васька Валуев, здоровяк из его сотни, а с ним и смазливый Ванька Воейков, и братаны Мыльниковы, и еще изрядная ватага боевых братьев – все сплошь молодежь, на войне сей возмужавшая. И знаменщик с ними со значком из соседней сотни, Прошка Полухвостов, смуглый, как татарин, а набожный, будто монах. На значке том святой Маврикий[54], Воин, искусно вышит, белоконный, в алом плаще, ликом же черен. Васька Валуев саблю Федьке обратно подал и так говорит:
– Негоже тебе, сотнику, саблей-то разбрасываться!
– Какой же я сотник, Вася? – изумился Федька.
– Мы тебя сотником над собою хотим! – отвечал Валуев, и все согласно загалдели. – Мы Гришке-самозванцу крест целовать не стали, мы государевы присяжные дворяне! С ляхами да с изменой хотим далее биться, вот у нас и знамя имеется… А Лисовина, червя лукавого, я по роже смазал, он и покатился!
Кулак у Васьки огромный был, будто пудовая гиря, коими купцы тюки с солью взвешивают! Возможно, и не встал Лисовин.
Уехали они из мятежного стана, честного пути себе искать. Так и начала быть их сотня.
А на Москве уже вскоре после того новый царь уселся – Дмитрий Иванович, с вражьими ляхами да с изменой боярской. И царицы своей из польских земель дожидаться стал.
Маринкина башня, Коломна, 1614 год
Теперь, в башне Коломенского кремля, несчастная, забытая всеми пленница снова и снова, как бусины четок, перебирала в памяти мгновения прожитой жизни. Ее первая любовь – благородная, красивая, как в рыцарском романе… И такая же наивная и детская! Как славно все начиналось и как страшно закончилось! Начиналось – в Самборском замке, среди балов и приемов, коротких встреч в саду и долгих разговоров в библиотеке, среди латинских, французских и польских книг… Кажется, тогда она еще учила Димитра латыни, которую он совсем не знал, а он ее – наречию московитов… И оба они постигали науку любви и власти.
Именно Марина рассказала Димитрию о французском короле Генрихе IV, прозванном Добрым, протестанте, убитом католиком Равальяком. Для панны Марианны этот король был врагом Матери Католической церкви, но (увы, приходилось это признать!) – человеком многих достоинств и, главное, настоящим рыцарем! Он мечом проложил себе дорогу к престолу и после долго и славно царствовал… Ах, если бы сей великий король, славный рыцарь, галантный кавалер и любимец дам, смог бы сердцем, добросердечно, обратиться к Матери Католической церкви! Тогда бы его не постигла злая участь… Генрих принял католичество лишь для виду, но в душе всегда оставался еретиком-реформистом, за что и был убит.