Раньше я не любила возвращаться из книжного мира в свою одинокую комнату, но теперь она сделалась теплой и уютной. Юра создавал в ней новый мир, тот проникал внутрь меня и рождал свет. Этот нежный свет бегал по моему телу, и мне казалось, что я свечусь. И когда Юра прочитал «Самое дорогое у человека – это жизнь. Она даётся ему один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы», я ощутила необычайный прилив сил. Бывало, папа развернет баян во всю ширь, и звук его наполняет все вокруг – такое же чувство.
Все оборвалось, когда папу срочно перевели в Казань заканчивать какие-то дела, чтобы затем вернуться в Ленинград. Нас поселили в общежитии. В комнате стояли две кровати, стол и шкаф, все серое. Под потолком висела лампочка с зеленым отражателем, я иногда подолгу смотрела на нее. Мы с папой спали на одной кровати, другая была в распоряжении офицера из Москвы. Соседа я не видела, вместо себя он временно поселил своего семнадцатилетнего сына, Сергея. Я заканчивала четвертый, а он десятый класс. Иногда мы с ним оставались вдвоем в комнате, и он вел себя вызывающе. Полная противоположность Юре, к тому же блондин, читать не любил, от него исходила агрессия.
– Почему, если ты взрослая девочка, спишь с папой? Тогда уж спи со мной, – приставал он ко мне.
Его это очень забавляло, он отодвигался на край кровати и показывал мне на свободное место. Раньше со мной никогда и никто так себя не вел. Страшно не было, я думала, он просто глупый.
– Если ты такой взрослый найди себе девушку и живи с ней, а не спи на кровати, предназначенной твоему отцу. Честнее будет.
Его, видимо мои ответы злили. Он начинал метаться по комнате и кричать:
– Мала еще меня учить, сопля голландская.
Слушать это было неприятно, я отворачивалась и брала в руки книгу. Он обычно или успокаивался, или уходил гулять. Но однажды подошел, взял меня за руку, развернул лицом к себе и, нагло глядя в глаза, заявил:
– Ты мне надоела. Раз такая самостоятельная, снимай свою страшную одежду и покажи, что у тебя есть, а я тебе покажу, что у меня, или раздену силой.
Он был, конечно, сильнее меня, но во мне вскипела ненависть. Он показался мне животным, противным, грязным. Будь у меня револьвер, я бы в него выстрелила.
– Если не перестанешь, я все расскажу папе, а он не станет разбираться, я его знаю. Он просто тебя убьет, ему часто приходится стрелять в людей, а ты и на человека не похож.
Мы стояли друг напротив друга. Сергей он тяжело дышал, а я замерла. Казалось, что между нами выросла стена, через которую ему никогда не переступить, потому что он трус. Даже я чувствовала его страх. Такой готов обидеть слабого, но не готов за это отвечать.