– Нина, знаю, что тебе угодить трудно, но Юра хороший муж. Хочу чтобы ты знала: выкрутасов твоих не поддержу и, если что, обратно не приму. Если решила, иди до конца. Такая наша бабья доля, и ты не исключение.
Дверь открылась, вошел папа, как всегда спокойный и чуть улыбающийся.
– Юра сказал, что собирается поступать в Академию и вы скоро вернетесь в Ленинград. Я ему предложил опять пожить у нас. Комната большая, всем места хватит.
Сколько мне крови стоило заставить Юру подать заявление! Как сильно мне самой хотелось продолжить учебу или пойти работать! Его-то и с места не сдвинешь, катится по инерции. А теперь это выглядит, будто он сам решил, и так во всем.
Папа расстегнул китель, показался белоснежный воротничок.
– Хвастался, что писали в газете, как его жена победила на ситцевом бале.
У меня даже свело всё внутри. Ситцевый бал! Белый ситец с крохотными букетиками незабудок, нижняя юбка под платье вместо каркаса. На нее ушло семь метров белого ситца и еще одиннадцать на само платье. Разводила крахмал в холодной воде, потом заваривала горячей, потом снова заливала холодной водой. В раствор опускала готовое платье и юбку, давала подсохнуть, гладила почти мокрое, иначе не ляжет, – и всё это в семиметровой комнате! Лежала под кроватью, кроила маникюрными ножницами. Места не было, сантиметра тоже. Украсили платье три полураспустившихся бутона роз разного оттенка на лифе и белый газовый палантин. Юра шел рядом. Всегда себя вел так – «это моё». Не сумел даже поздравить с победой в конкурсе. А эта публикация в газете, мол, вчера состоялся ситцевый бал, победила жена офицера Радзиевского… Это было в день военно-морского флота, и мне подарили часы «Победа». Это была моя маленькая победа, все стояли и аплодировали мне, я чувствовала, как мной любуются. Я, словно Золушка, вдруг оказалась на балу. Всегда нечего одеть и всегда не как все, но сейчас это платье, сделанное под кроватью, словно образец от лучшего кутюрье, и я будто кинозвезда в лучах прожекторов… И вдруг «победила жена», даже без имени, жена офицера, а ведь победила женщина, которая всё сама, всегда всё сама и за всех в ответе – и за Веру, и за папу, и теперь за Юру.
Легли спать, Юра придавил меня к матрасу своей тяжеленной ногой и начал демонстрировать, что готов к выполнению супружеского долга.
– Совсем спятил? Родители над головой спят, – шепотом пыталась я его вразумить.
– Да они уже заснули. Мы с ними и в Ленинграде в одной комнате спали, так чего уж теперь…
Он говорил достаточно громко, чтобы разбудить кого угодно.