– Грета Гарбо! Куда так высоко? Мы ж не «Анну Каренину» ставим. Понапишут, а ты догадывайся, что там имелось в виду.
В это время на сцене накрыли небольшой стол на две персоны, и Сашенька направил туда луч прожектора. В кабинет вошла женщина: расстегнутое пальто, в руках небольшой саквояж. Мужчина продолжает сидеть, изучая какие-то документы.
– Василий Павлович, вы согласились меня принять. Я жена Печерского.
Она стояла у входа, он ответил, не поднимая головы:
– Да, я помню, проходите.
Она хотела сесть напротив него, но он поднял голову и махнул рукой:
– Присаживайтесь за тот стол. Вы с дороги, думаю, перекусить будет не лишним.
Он встал и помог ей снять пальто. Черная блузка и длинная юбка гостьи подчеркивали официальность визита, но при этом плавно повторяли очертания её фигуры.
Елена Константиновна поднялась на сцену.
– Сережа, у него необычная речь, он как будто себя успокаивает, перекатывая во рту шарики – как четки на востоке. Не забывайте, это сказывается на мимике. И пальто, Сережа, вы же снимаете пальто с женщины, делайте это с чувством. Всё тоньше.
Она повернулась к Ларисе и застегнула последнюю пуговку у той на блузке:
– Вы закрыты, как в футляре. Но вы пришли просить за мужа, вы на грани. Темное пятно, а не женщина. Жена заключенного, которого и за человека-то не считают. Но чиновник, от которого зависит жизнь вашего мужа, согласился на встречу с вами, и здесь вы женщина, которой мужчина может пойти навстречу, если она ему интересна. Поэтому черное, да, зачехлено до упора, но повинную голову, как известно… поэтому и жизнь должна быть тоже, а не опущенные глаза монашки – не тот случай и не та женщина.
Лариса слушала, опустив глаза, и лишь изредка вскидывала их на Елену Константиновну и качала головой, соглашаясь и принимая замечания.
Действие продолжилось. Георгий прикинул, что скоро перерыв, и незаметно вернулся в гримерную Ларисы. Оттуда вела дверь на чёрную лестницу, он открыл и решил пока покурить. Он чувствовал некие параллели между событиями реальной жизни и пьесой, которую жена написала и ставит в театре. Там есть что-то недосказанное, оставившее на ней глубокий отпечаток, не дающий ей покоя много лет.
В это время вошла Лариса. Он вернулся в гримерку, закрыл двери и, не обращая внимания на ее изумление, оказался у неё за спиной и резко задрал ей юбку. Лариса пыталась сопротивляться, но сдернул бельё и грубо ворвался в неё, и она застонала. Упертые в зеркало ладони поползли вниз, его сильные удары отдавались у нее по всему телу. Всё кончилось быстро, подобно урагану, и он замер, тяжело дыша, а она поправила одежду и опустилась на стул.