Остановились, свет впереди. Дверь открыли, входим. Ничего не слышу, уши как заложило, звенит, и озноб по телу. Коридоры, опять дверь, просторно, тихо. За столом человек в форме, лысый, совсем без волос, лицо тоже гладкое, кажется, улыбается, и говорит что-то, но тихо. До меня звуки долетают, но я ничего не понимаю. Лысый встает, подходит ко мне, показывает, чтобы сел на обтянутый кожей стул. Я, в лохмотьях, и сесть-то не могу, как одеревенел. А он усаживает, предлагает чай горячий, сахар, сушки. А у меня руки такого цвета, что стыдно чашку взять, и плакать хочется, не знаю, от чего. Может, это такая пытка, когда ждешь смерти, а тебя жалеют, чтобы потом снова убить? Чувствую, что не достоин всего этого, что не место мне здесь, душе больно.
– Да вы не стесняйтесь, пейте, разговор у нас будет долгий. Есть, что обсудить.
Эти слова дошли до меня. Он произнес их медленно, выговаривая каждую букву, и, закончив, продолжал двигать челюстями, будто шарики во рту катал.
– У вас, насколько я понимаю, имеется образование, вы изучали математику, правильно?
Он заложил руки за спину и, немного пританцовывая, принялся расхаживать по комнате. Сделал паузу, ожидая моей реакции. Я подтвердил:
– Да, в семинарии довелось изучать математику.
– Вот и отлично. Надеюсь у вас, Георгий Георгиевич, нет претензий к советской власти? Ваша перековка происходит успешно, иначе говоря, вы признаете справедливость наказания и со свойственным вам смирением принимаете его.
Заканчивая эту фразу, он сел на стул, прямо напротив меня, и взгляд его вонзился мне в тело. Я и не чувствовал его уже, тело своё, а тут сразу ощутил.
– Подписал и признание, и что согласен, еще там…
Говорил я медленно, отвык, и он перебил меня:
– Все это мы знаем, время прошло, ваше мнение сегодня нелишне будет услышать. – На этот раз он встал, красиво развернулся на каблуках и пошел от меня в противоположную сторону комнаты, показывая, что мой ответ мало его интересует.
– Нет у меня никаких и ни к кому претензий…
Он резко обернулся.
– Я про советскую власть спрашивал. – Он замолчал, глаза его снова жили во мне.
– И к советской власти тоже нет.
Не сводя с меня глаз, он несколько повысил голос:
– Тоже нет чего?
– Претензий нет. – Говорю, а по всему телу холод ползет. Не снаружи, внутри.
– Да, смотрю, по капле надо все вытягивать. – Он немного помолчал, а потом, монотонно выговаривая слова с железом в тоне, на одном дыхании произнес: – Вам представляется случай, скажем так, шанс изменить свою жизнь, иначе говоря, выжить. На момент вашего ареста ваша жена была беременна, и теперь вы отец еще одного сына, Юрием назван. У вас два сына и дочь. Так вот, если хотите к семье вернуться и поддерживать её, берите бумагу и пишите, что готовы выполнять любые общие работы, а также имеете определенные навыки в бухгалтерском учете и можете быть тем самым полезны для органов НКВД.