На перроне меня встречают, мужчина в кожаной куртке.
– Елена Константиновна, я правильно понимаю?
– Да, я Елена Константиновна, а вы от Павла Петровича Вяземского?
Он кивнул, взял мой саквояж, и провел до машины.
– Дорога не быстрая, да и дорогой назвать трудно, ухабина на колдобине. Если устали, покемарьте, так и не заметите, как доедем.
Меня действительно укачало, и этот непрекращающийся дождь, и прыгающие силуэты деревьев, и просторы, бесконечные просторы России, и вечная борьба. Я родилась на границе интересов и повторяю судьбу замка в Несвиже, который то разрушали, то отстраивали заново. То он обласкан Радзивиллами, едва ли не самым богатым родом в Европе, то опять брошен на растерзание; то между Швецией, Польшей и Россией, то между Наполеоновской Францией и Россией. Так и у меня в сердце Россия отца, а в крови Польша матери, и еще эта магия рода, эти двенадцать апостолов в человеческий рост, подаренные Папой Римским. Они хранились в замке и покровительствовали роду, а может, были его проклятьем.
Мы остановились. Шлагбаум, ограждения, колючая проволока, военные, проверяют документы. Всё нормально, нас пропускают, и сразу чувствуется замкнутый мир, даже дышится по-другому. И кажется, что здесь все одного цвета, всем правит страх. Лиц не видно, все смотрят в землю, а на земле лужи, перемешанные с глиной, землей. выходим из машины. Пытаюсь ставить ноги так, чтобы не утонуть в этой грязи. Заходим в здание. Здесь тоже охрана, тоже проверяют документы. Молодой офицер провожает до двери, открывает, вхожу. За столом сидит лысый мужчина и, не поднимая головы, что-то пишет.
– Павел Петрович, гражданка Арцыбашева, – доложил мой провожатый.
Дверь закрылась. Хозяин кабинета медленно поднял глаза.
– С приездом вас Елена Константиновна. Арцыбашева. Значит, сохранили девичью фамилию.
– Да, в память об отце.
Я продолжала стоять у входа, держа перед собой двумя руками маленький саквояж.
– Это что, весь багаж? Со слов Володи я представлял вас иначе, хотя понимаю, многое изменилось. – Он встал.
Странно. Братья, но Володя высокий, стройный, а этот ниже меня ростом, такой лоснистый, и весь перекатывается, как на шарнирах.
– Будем считать, что мы познакомились. Давайте ваш саквояж, присаживайтесь, – он указал жестом на отдельно стоящий столик, накрытый на две персоны, и продолжил: – Думаю, вы не успели позавтракать. Вот, чем богаты. Конечно, не Париж, но жить можно, – он улыбнулся, налил горячего кофе. – Вам со сливками. – Опять улыбнулся и показал на сахар.
– В Париже была еще девочкой, и уже не помню, как там завтракают. Кажется, ничего особенного, или просто не отложилось.