И знаешь, странная штука. Груз неудач, сковывавший все тело, исчез, появилась нежность. Голова перестала командовать, физические упражнения уступили место нежным поцелуям, поглаживанию волос. Успокаивая ее, я и не заметил, как мы превратились в одно целое, и никакой матрас не понадобился. Соломенный домик передвигался вместе с нами по полю. Она вскрикнула несколько раз, мокрые волосы прилипали к лицу. А потом нас как от электрической розетки отключили, и оказалось, что все получилось.
– Почти готовое пособие по лишению девственности, – послышалось за спиной, – после таких рассказов трудно уснуть. Как ни странно, но дурной пример заразителен. Готов принять участие в конкурсе рассказчиков.
Мы опять переехали. Поселились недалеко от Казанского собора. Ветер с канала Грибоедова доносил гул Невского, грохот трамваев с Садовой затихал в колодце небольшого двора, нашпигованного маленькими окошками.
Встречая людей, не теряйте,
Не замыкая мир,
В души других вселяйте
Скупость оконных дыр.
За металлической решеткой несколько деревьев и снулых от пыли кустов. В центре стол и скамейка, их обитатели старушки и коты. Замкнутые пространства квартир дышали через небольшие окна. Люди вдыхали, вылетали из домов, попадали в замкнутые кабинеты и цеха и выдыхали, ожидая что-нибудь получить на рубли или отоварить талоны. И все бегом, потому что нельзя стоять, когда идешь, и нельзя кричать, когда плывешь, можно только верить и ждать, что завтра будет лучше, чем было вчера. Окна нашей квартиры, располагавшейся на первом этаже, грустно всматривались в асфальт, отражая лужи и силуэты прохожих и котов. Мы попали в зону их влияния, а они в зону нашего внимания. Брежневская эпоха с кухонными исповедями не распространялась на их жизнь. Они не изменились со времен знакомства с людьми. Глядя на них, можно понять, какими мы были или будем. Если мы оккупировали квартиры, то они подвалы и дворы. Если мы прячемся за фасадом благопристойности, то они ведут беспорядочную, развязную жизнь, наполненную потасовками и любовными похождениями.
Не знаю, кто кому подражает, но без борьбы за власть не обходится и у котов. Королем неприлично оравшей по весне шайки в нашем дворе являлся Василий. Чистокровный русак в серую полоску. Особые приметы: шрамы, следы бесчисленных драк, гордая походка и острый взгляд, признаки успеха и ума. Однажды ясным летним днем, греясь в лучах солнца и славы, Василий растянулся на столе – по сути, на троне. Ничто не предвещало беды, как вдруг на безоблачном небе возникла туча в виде огромного пушистого сибиряка. Наглое дефиле по чужой территории с гордо поднятым хвостом не могло оставить равнодушными местную элиту. Однако, друзья короля сделали вид, что ничего особенного не происходит – кстати, нам это тоже свойственно. Гость решил, что король голый, и прямиком направился в садик, вспрыгнул на скамейку, а оттуда на трон. Казалось, король потерял контроль над ситуацией, и вот-вот, в момент блаженного расслаблении, грянет трагическая развязка. Перед тем как нанести решающий удар, сибиряк еще и для пущего унижения посмотрел в глаза противнику. Что он в них увидел, трудно сказать, но возникла пауза, которая оказалась роковой. Передними лапами Василий схватил противника за холку и, используя задние, выполнил классический бросок через себя. Гость потерял время, положение в пространстве, а вместе с ними уверенность и гордость. Крики и оскорбительное мяуканье сопровождали его бегство. Василий не опустился до вразумления свиты, а улегся на троне в прежней позе, подчеркивая незначительность инцидента и собственную важность, что выгодно отличало его от наших королей.