– Надо бить птиц на земле, как зверей. Не бейте их в воздухе или на воде – только копья растеряете, – наставлял охотников Валид.
– Но Бледноликие бьют птиц на воде, – возразил Пэллок.
– Я старший копейщик, и я приказываю бить птиц на земле, по которой мы ходим, – не моргнув, ответил ему Валид.
Игнус упал на колени, одной рукой уперевшись в землю, а другой хватаясь за горло. Его лицо вздулось и налилось кровью. Он захрипел.
– Игнус? – озабоченно наклонился к нему Валид.
– Поднимите его! – скомандовал Урс. – Отведите к Софо! Марс, скорей, беги за Софо!
Мужчины притащили Игнуса к общему костру, куда уже спешила Софо. Игнус лежал на спине, из уголка его рта обильно текла слюна. Хрипы почти стихли.
Когда Софо склонилась над ним, руки Игнуса тяжело упали, лицо вздулось и посинело, губы опухли, невидящие глаза остекленели.
Софо взглянула на Урса и помотала головой.
Пэллок отправился за Коко. Калли и младенец крепко спали, и он не стал их будить.
Коко упала на колени перед мужем, не узнавая искаженные черты. Она сжала его ладонь, еще теплую, в своих руках.
Урс почтительно опустился на колени перед умершим. Остальные охотники последовали его примеру.
– Он подавился костью, Коко, – сказал Урс.
Коко посмотрела на него глазами, полными слез.
– Мне так много хотелось ему сказать, – зарыдала она.
* * *
Три дня после похорон Игнуса Альби ходила с кислым выражением лица, досадуя на непредвиденную задержку. Наконец ее терпение лопнуло.
– Созываю женщин на совет, – объявила она.
Совет охотников собирался в серьезной и торжественной атмосфере. Старший ловчий важно подзывал к себе старших копейщика и следопыта, которые, в свою очередь, созывали остальных охотников, и после ритуального приглашения каждый занимал свое место у костра. Рассевшись, мужчины по большей части хранили молчание, высказываясь, только когда с ними заговаривал старший ловчий.
Женщины, собираясь на совет, медленно стекались на свою половину лагеря и усаживались, где придется, непринужденно болтая. Создавалось впечатление, будто все они разговаривают одновременно; всегда, когда женщины собирались на совет, мужчины ощущали подспудное беспокойство.
На руках у Калли спал младенец. Собак, который давно получил имя, а значит, формально не мог находиться на женской стороне лагеря во время совета, проделывал головоломные прыжки в самом центре сборища: женщины в нем души не чаяли и снисходительно посмеивались над его штуками. Калли понимала, что сынишке здесь не место, однако нарочно молчала: пусть женщины не забывают, что сегодня решается судьба его маленького брата.