– Не бойся, всё будет хорошо, – успокоила её утка.
У Простодурсена тоже было неспокойно на душе. Не нравилось ему всё это. Неподъёмная утка, которую надо на носилках затаскивать на гору, а потом скидывать в пропасть. А в утке пудинга набито чуть не до клюва.
– Если ты вернёшься, мы покажем тебе театр, – сказала Октава.
Стоило Октаве открыть рот, как сразу выскакивал этот театр. «Что за напасть такая, – думал Простодурсен. – У нас от старых забот голова кругом идёт, куда нам ещё театр».
Простодурсен держал утку на руках и дрожал всем телом. Он первый раз попал в такую историю.
– Соберись и действуй, – сказала утка.
– Сейчас, – ответил Простодурсен.
– Ты замёрз?
– Нет, – мотнул он головой. – Уже бросать тебя?
– Да, – кивнула утка.
Пятясь, чтобы выиграть место для разбега, Простодурсен вышел из-под спасительной шляпы – и в три секунды промок. Побежал со всех ног к обрыву. Споткнулся о старый камень, растянулся в полный рост и откатился в черничник. Падая, он отшвырнул от себя утку.
– Где она? – вскрикнул Простодурсен.
– Ой-ой-ой! – вопил Утёнок.
Утка падала, прорезая дождь. Всё ниже и ниже. Казалось, ещё минута – и она разобьётся о землю. Но вдруг она резко взмыла вверх. Поднялась выше сосен, ни на одну не напоровшись. И скрылась за тёмными тучами.
– И как это у них получается? – спросила Октава.
– Не знаю, – сказал Простодурсен. – Я вообще ничего не знаю, кроме одного: сейчас мне пора домой – колоть дрова.
– Нет, сейчас мы займёмся театром, – решительно сказала Октава. – Дрова подождут.
– Дрова, может, и подождут, но зима грянет по расписанию, а у меня ни полешка.
– Недостаточно греть стены, надо греть душу и сердце, – ответила Октава.
– Вот именно, – сказал Утёнок.
– Что значит греть душу и сердце? – спросил Простодурсен.
– Скоро поймёшь, – кивнула Октава.
– Нет, – заупрямился Простодурсен, – не пойму.
– У него голова два булька, – крякнул Утёнок.
– Ты не понимаешь, что это значит? – спросила Октава.
– Не понимаю, – сказал Простодурсен. – Греть душу – это как? И чем?
– Если ты, к примеру, скажешь: «Ах, как ты сегодня прекрасно пахнешь!» – мне станет тепло на душе, – привела пример Октава.
Простодурсен повёл носом в её сторону и принюхался. Он почувствовал, что у Октавы новый запах. Она их часто меняла. И вообще слыла мастерицей сочинять запахи.
Этот новый напоминал о лете. В нём была и речка, и разогретый солнцем бульк. Очень приятный запах. Однако вслух Простодурсен этого сказать не мог. Не в его правилах обнюхивать встречных-поперечных, да ещё говорить им об этом.
– Но я никогда тебе такого не говорю, – сказал он Октаве.