Снова начался кашель. Он стоял, немощно согнувшись, а в метрах двадцати над ним, поднимая винтами ураганный ветер, проносились вертолеты – звено за звеном.
А после Степка уставился на собственные ладони: те оказались сухими и морщинистыми, будто ему было не восемнадцать, а восемьдесят лет. Или будто он голыми руками возился с известью.
К горлу подкатил болезненный ком, глаза защипало.
– Черт-черт-черт! – зашипел он, но голос его утонул в гуле двигателей и дребезге железа.
На какой-то миг он люто рассердился на Людмилу. Ведь это она дала ему надежду, она безответственно заставила поверить в то, что впереди у него – целая жизнь.
Нет всей жизни. Есть только несколько дней, в течение которых он будет высыхать, превращаясь в живой труп, и при этом – сеять вокруг себя заразу.
Дура. Вертихвостка смазливая. Все думали, будто она – специалист. Все думали, будто она знает свою тему от и до. Все доверились ей. А она – двоечница. Сделала лабораторную работу с ошибками!
А может, его костянка оказалась редкой формы… Вот же падла! Говорила же Людка, что этой заразы – не один вид. И еще Людмила поручилась, что у него нет костянки ни в одной из распространенных форм; насчет редких форм она ничего не говорила.
Паника поглотила его с головой. А потом схлынула, ушла, словно ток, в землю.
Степан огляделся: вокруг него было движение, вокруг были воодушевленные лица, вокруг – закаленная войной сталь и внушающее уважение советское оружие. А у него впереди – ответственное задание. Вот наваляют они с ребятами пришлым по первое число, и после этого – хоть потоп, хоть трава не расти. Более достойный финал и придумать трудно.
Он отправился к «блюдцу» – против хода колонн солдат и бронетехники. Капитан Слюсарь все еще был возле летуна, под его руководством на аппарель въехал крытый брезентом грузовик. Кузов оказался внутри «блюдца», а кабина – снаружи. Несколько хмурых личностей в полевой форме окружили капитана и принялись с ним толковать, то и дело посматривая по сторонам. Увидев Степку, один из незнакомцев поднял руку с растопыренной пятерней, мол, подожди в сторонке.
Капитан подписал какие-то бумаги. С другой стороны к «блюдцу» подошел полковник Стариков. Снова последовал обмен приветствиями: сначала салютование, потом – рукопожатия. Полковник заглянул в грузовую кабину, потом тоже подмахнул предложенные неизвестными документы, разложив бумаги на горячем капоте грузовика.
Полковник нашел взглядом сына. Махнул Степке, повторяя просьбу подождать. Делать было нечего, Степан ждал, переминаясь с ноги на ногу в перепаханной траками грязи. Если бы он был солдатом не первый год, то уже отыскал бы сухой закуток и прилег с самокруткой, ожидая распоряжений. Но он стал частью вооруженных сил только сегодня, и в ближайшее время ему предстояла важная миссия, поэтому разнообразные и временами противоречивые чувства захлестывали его с головой, поэтому ни о каком покое или отдыхе не могло быть и речи. Вообще, Степка как никогда остро ощущал, что приключение его вышло на финишную прямую и что развязка близка. Всякое с ним случалось, когда он жил в степи, чего только не пришлось натерпеться после гибели общины, но такое чувство до сих пор его не посещало.