— Говори!
— Повелитель, до нас доходят непонятные слухи. В верном и послушном тебе народе все чаще слышны разговоры о скором провозглашении джихада.
Скуластое лицо Мехмеда излучало довольство.
— А если бы и так, визирь? Что удивляет тебя в священной войне против неверных?
Халиль-паша скрестил на груди руки и покорно поклонился. Бейлер-бей, наоборот, невнятно замычал, стал бить себя кулаками в грудь и раскачиваться на месте. Затем поднял голову и смиренно попросил прислать ему шелковый шнурок.
— Я прогневал своего господина и нет мне прощения, — стеная, объявил он. — Пусть свет померкнет в моих глазах, если я недостоин милостей султана.
Визирь присоединился к его просьбе. Мехмед в гневе подскочил на подушках.
— Что здесь происходит?! — заорал он. — Я ничего не понимаю. Вы что, сговорились дурачить меня?
— Если повелитель пренебрегает армией, равной которой нет во Вселенной и объявляет джихад, то это означает одно — в нем исчезло доверие к армии и к опыту своих военачальников.
— А-а, так вот что вас тревожит, — отмахнулся Мехмед. — Нет, бейлер-бей, я не утратил к вам доверия, иначе тлеть бы вашим головам на кольях.
— Вы хотите знать причину? Я отвечу вам, — вновь принялся кричать он. — Если в Риме глава всех христиан во весь голос трубит о крестовом походе, я должен, просто обязан принять ответные меры. И этой мерой будет джихад. Я не желаю испытывать превратности военного счастья. Чем больше армия, тем меньше нежелательных случайностей!
— Мой повелитель, — визирь умело изобразил на лице удивление. — Означает ли это изменение первоначального плана и вместо взятия Константинополя, твои полки двинутся на покорение Европы?
— Учитель, ты хорошо осведомлен о моих намерениях. В Европу я пойду только тогда, когда византийцы, преклонив колени, поднесут мне ключи от своей столицы.
— Тогда я осмелюсь заметить, господин, что чрезмерно большая армия — палка о двух концах. К штурму хорошо укрепленного города она не пригодна — двинувшись на приступ разом, воины в толчее затрут, передавят друг друга. Ей нужен простор, как птице. Она не может остановиться в своем движении: немного найдется земель, способных прокормить такое количество солдат.
— В окрестностях Эдирне твоего приказа ждут сто тысяч храбрецов, — вставил Караджа-бей, — еще не менее двух с половиной сотен тысяч придут к тебе из Анатолии. Аккынджи приведут с собой свои стада, обозы, слуг, женщин. Ты поведёшь за собой поистине огромную армию!
— Я во всем превзойду своих предков, — мечтательно прикрыв глаза, прошептал Мехмед.
Бей сделал украдкой знак визирю и продолжал: