— Это чудо! Чудо!!
Угомонившись, Мехмед повернулся к Урбану, который стоял чуть поодаль и с напускным безразличием выслушивал похвалы.
— Когда ты отлил для меня первые два не имеющих себе равных орудия, я понял, что не ошибся в тебе. Но то, что предстало передо мной сейчас….. Я знаю, это творение — лишь отчасти дело твоих рук.
Лицо Урбана начало вытягиваться.
— Но, господин…..
— Сам Аллах вдохновлял тебя в твоей работе!
Среди придворных послышался одобрительный шепот: оказывается, руками чужеземца двигали высшие силы! Ведь и впрямь, не мог же этот презренный иноверец сам сотворить нечто, способное привести в восторг великого государя.
— Начиная с этого дня, ты приступишь к работе над новым орудием, еще более мощным, чем это!
— Мой повелитель, — осмелился возразить венгр, — я безмерно счастлив оказанной мне милостью, но….
— Продолжай, — нахмурился Мехмед.
— Для отливки новой пушки понадобится не менее трех месяцев. И это самый крайний срок, который я могу сейчас назвать.
Мехмед еще более помрачнел.
— У меня в апасе нет ни одного лишнего дня, — пробормотал он. — Армия ждать не может.
Он задумчиво провел рукой по округлому боку пушки. Внезапно его пальцы нащупали вроде бы заглаженную, но еще вполне ощутимую поперечную вмятину, опоясывающую ствол.
— Что это? — он указал на извилистый шов, недостаточно хорошо запрятанный под железный обруч.
— Это…? — венгр вдруг сильно побледнел. — Это так….недостаток шлифовальщиков. Такие полосы всегда образуются при отливке в больших формах.
Смятение литейщика не укрылось от султана. Мехмеда охватило недоверие.
— Орудие стреляло? — отрывисто спросил он.
— Нет, повелитель. Без твоего приказа я не решался на испытание.
— Хорошо. Пусть пушку развернут в поле, — он указал рукой направление.
Урбан закричал, отдавая приказы. Мастеровые засуетились и облепили повозку, как муравьи: одни ухватились за огромные, в полтора человеческих роста колеса, другие дружно впряглись в канаты. Повозка с ужасным скрежетом стала разворачиваться вокруг своей оси. Урбан метался, подгоняя работников хлыстом. Страх по-прежнему сдавливал ему сердце. Мимолетный взгляд султана обнаружил то, что никоим образом не должно было открыться: этот шов был грубым дефектом, способным погубить многомесячный труд.
Во время процесса отливки сразу четыре из двенадцати печей, несмотря на тщательный предварительный осмотр, непостижимым образом засорились почти одновременно. Поток расплавленного металла на какое-то время резко сократился, а потом и вовсе прервался. Шлаковые пробки в печах были быстро пробиты железными стержнями, жидкая медь вновь заструилась по желобам, но и этих нескольких мгновений было достаточно, чтобы ухудшить литье, резко снизить прочность ствола к разрыву. Венгр даже нашел в себе силы не расправиться немедленно с виновником: малейшая огласка могла вызвать кривотолки и стоить ему головы. Но, как выяснилось впоследствии, наказывать уже было некого — мастер, ответственный за работу неисправных печей, угрюмый грек-киприот, как бы предвидя свою судьбу, бесследно исчез во время сумятицы. Специально это было подстроено или нет, оставалось лишь гадать, но в любом случае, грек мог бы стать опасным свидетелем. Устранить его так и не удалось и теперь Урбан с ужасом думал о последствиях, к которым может привести то роковое происшествие.