Генуэзец замычал от ярости и забыв про осторожность, прыгнул в его сторону. На этот раз византиец не успел, а может не посчитал нужным уклониться от удара: целый сноп искр посыпался из-под клинков. Мгновение, и бойцы сцепились, крепко ухватив свободной рукой запястье противника.
Гвиланди не сразу осознал, что попался в ловушку: в подобной ситуации все преимущества были на стороне его более сильного противника. Как он ни старался высвободить руку из зажавших ее железных тисков, меч все более выворачивался из слабеющих пальцев, пока наконец, не выпал, зазвенев на камнях.
Среди зрителей пронесся невольный вздох. Византиец отступил на шаг и с силой опустил перекрестие рукояти на лицевую часть шлема генуэзца. Обезоруженный и полуоглушенный, Гвиланди рухнул на землю и распластавшись на ней, не делал попыток подняться. Алексий вложил вой меч в ножны и с презрительной усмешкой взглянул на лежащего навзничь лейтенанта.
— Ты слишком горяч. Не мешало бы слегка остудиться.
Он рывком перевернул поверженного противника на грудь, приподнял за подмышки и держа на весу, как куль с мукой, быстро завертелся на месте. Зеваки шарахнулись в стороны; византиец разжал руки и беспомощное тело, мелькая в воздухе растопыренными ногами, полетело в воду.
Раздался протяжный всплеск. Радужные брызги взлетели почти до уровня мола.
— Уф-ф, — пробурчал подеста, утирая платком влажный лоб. — По милости Господа, вся эта глупая история благополучно закончилась.
— Что вы рты разинули, — закричал он, обращаясь к солдатам. — Вытаскивайте своего командира!
Оторопевшие поначалу, генуэзцы бросились вперед, без лишних церемоний расталкивая зевак. Сквозь пузыри и взмученную воду, на темном от водорослей дне едва проглядывались смазанные волнистой рябью очертания человеческой фигуры. С помощью нескольких доброхотов, прыгнувших с пирса, помогая себе криками и руганью, они извлекли тело из воды и, оттащив от кромки мола на несколько шагов, осторожно положили на камни.
Но когда шлем был снят с головы лейтенанта, окружающие поняли, что их старания были напрасны: лицо Гвиланди посинело, глаза закатились под самый лоб, а из уголка рта непрерывной струйкой сочилась вода. Идеально приспособленный для защиты тела в бою, тяжелый доспех убил своего владельца, камнем утащив его на дно.
— Вон оно, как дело-то обернулось! А еще говорили, что генуэзцы от рождения плавают не хуже водяных крыс, — довольно громко произнес кто-то в толпе.
Алексий повернулся к подесте, с лица которого не сходило растерянно-беспомощное выражение.
— Не стоит скорбеть о нем: на этом посту дурак опаснее предателя. Мой вам добрый совет, синьор Ломеллино: немедленно известите кондотьера Джустиниани, что вам необходим опытный командир на пост начальника гарнизона.