Он оглушительно захохотал.
— Византийцы отважны духом, но уже успели слегка отвыкнуть от оружия. Вот потому-то им и приходится сейчас многое наверстывать.
Кондотьер энергично потер ладонью онемевшие мышцы шеи.
— Святая Дева тому порукой: сегодня я устал больше обычного.
Вошел слуга с двумя канделябрами в руках. За ним, толкая столик на колесах, мелко семенила мулатка Ефросинии. Лонг подхватил с золоченого блюда большой кусок холодного мяса и жадно вгрызся в него. Мулатка подняла кувшин с вином и наклонила его над кубком кондотьера.
— Прочь, женщина, — проворчал тот с набитым ртом. — Не прикасайся к кувшину. Вино должно разливаться руками мужчин!
Ефросиния подошла и села в кресло напротив.
— Ты предпочитаешь наливать себе вино сам? Зачем? Ты можешь позвать слугу и приказать ему сделать это.
Лонг только отмахнулся.
— Любовь моя, мы не в царской трапезной среди напыщенных вельмож. За этот день такое количество людей промельтешило у меня перед глазами, что теперь назойливость прислуги лишь начинает докучать. Да и потом, привычки старого солдата…..
Женщина покачала головой.
— Не забывай, Джованни, ты не просто солдат, а второе лицо в государстве после василевса.
Кондотьер вновь расхохотался.
— Что верно, то верно! Но только до поры до времени. Вскоре после того, как мы пинками под зад погоним турок от стен города, твои соплеменники найдут способ отделаться от меня и моего отряда.
— И ты так спокойно относишься к этому?
— Как же иначе к этому относиться? Уповая на силу и прошлые заслуги, требовать себе высших постов при дворе? А затем, сменив доспехи на мантию с пурпурной каймой по краям, до конца своих дней вариться в похлебке из чужих интриг? Нет, эта участь не по мне!
Ефросиния не сводила с него глаз и под ее пристальным, выразительным взглядом Лонгу стало слегка не себе. Он что-то буркнул себе под нос, налил еще вина, но не спешил подносить его ко рту.
— Это похвально, — медленно, с расстановкой произнесла она.
В ее голосе прорезались нотки снисходительного сочувствия.
— Скромность в желаниях красит больше скромности в поступках. Но все же плохо, если и остальные не станут заблуждаться на твой счет.
В Лонге начал закипать гнев.
— О чем ты толкуешь? — загремел он, стукнув кулаком по столу.
— Я никому не позволю заблуждаться на мой счет!
— Вот к этому-то я и веду, — пожала плечами женщина. — Когда они поймут, что смогут обойтись без твоего отряда, тебе не видать даже того немногого, что было обещано вам, генуэзцам, за участие в войне.
— Ну, это будет не так-то просто сделать, — проворчал Лонг.