Как сквозь туманную пелену в голове он припоминал, как разогнав отряды пехотинцев, ромейские всадники устремились от Маландрийских ворот к северной оконечности города; как преграждая им путь, ринулись навстречу полки тимариотов. Завязался непродолжительный, но жестокий бой, один из тех, о которых очевидцы говорят с ужасом и восторгом, а участники не могут забыть и до глубокой старости.
На полном скаку перестроившись в клин — испытанный метод борьбы с сарацинской конницей — византийцы напролом врубились в середину вражеского строя. Над равниной грянул и завис беспощадный звон железа. Окрестности огласились боевыми кличами, топотом и ржанием лошадей, выкриками боли и ярости, стонами раненых и умирающих. Люди и кони сплелись в один клубок, поверх которого мелькали руки с заносимыми мечами, саблями и булавами. Летели в стороны обломки щитов и копий; искры сыпались из-под клинков, как на точильном камне. Подобно связкам встряхиваемых цепей лязгали сочленения доспехов, трещали под ударами панцири и шлемы, гулко грохотали окованные медью и железом щиты.
Неистовая жажда убийства овладела всеми, мольбы о пощаде не встречали сочувствия. Упавшего на землю ждало увечье или смерть: кони топтали сраженных, дробили им кости, спотыкались и скользили на мокрых от крови телах. Некоторые скакуны, вконец обезумев, вскидывались на дыбы и молотили передними копытами, другие лягались как дикие ослы; третьи, храпя и скалясь, тянули шеи, чтобы зубами ухватить за ногу чужого седока.
Огромные клубы пыли медленно расползались над местом схватки, скрывая происходящее от взглядов окружающих. Прибывшие на подмогу турецкие всадники, не в силах распознать неприятеля, растерянно топтались на месте, со смятением на лицах вслушиваясь в ужасающие звуки сражения. То и дело из пылевой завесы вырывались кони с пустыми седлами на хребтах и дико храпя, с налитыми кровью глазами, неслись прочь, не разбирая дороги.
Роман, находящийся в первых рядах построения, не уберегся: округлый шлем, поначалу неплохо защищавший от вражеских клинков, просел под ударом палицы тимариота и съехал вперед, закрывая глаза. Упругий кожаный наголовник смягчил тяжесть удара, но сотрясение было так велико, что у сотника на мгновение помутилось в голове. Полуоглохший от удара, полуослепший от сдвинутого забрала, он некоторое время разил мечом наугад, затем улучив момент, локтем возвратил шлем на место.
Что было потом, он помнил плохо. В яростной сече, на фоне беспрерывно колышущегося моря рук, голов и спин, заносимого оружия и оскаленных лошадиных пастей, то и дело всплывали у него перед глазами размытые от быстрых телодвижений силуэты неприятельских бойцов в остроконечных шлемах. И тогда он во всё плечо замахивался мечом и….. Рука, в короткий срок привыкшая убивать, наносила ряд безошибочных ударов.