— Похоже, сейчас лигурийцы удерут, оставив нас один на один со всем мусульманским флотом.
— На то они и лигурийцы, — пожал плечами командир отряда хиосцев. — По мне так лучше умереть в бою, чем остаток жизни влачить ярмо у турок.
— Как видно, наши латиняне не прочь присоединиться к желающим спасти свои шкуры, — штурман кивком головы указал на приближающуюся к корме группу воинов и матросов, среди которых большинство составляли выходцы из Италии.
Из толпы вышел плечистый моряк с заломленной на ухо шерстянной шапочкой, на которую удобно было надевать железную каску или шлем. Его длинные обезьяньи руки нервно мяли красную тряпицу, отдаленно смахивающую на шейный платок.
— Пора поворачивать корабль обратно, синьор, — заговорил он голосом, в котором нарочитая бравада мешалась с привычным почтением к старшему по чину. — Мой капеллан говорил, что Господь сурово карает самоубийц.
— У тебя хорошая память, Джованни, — усмехнулся Флатанел. — А не разъяснял ли он тебе, что еще строже Всевышний карает за трусость и предательство?
— Мы только зря теряем время на болтовню! — вне себя закричал один из солдат. — Вели выкатывать пушки к бою, капитан, или поворачивай обратно — среднего не дано.
Флатанел вновь взглянул на приближающиеся суда. Его бородатое лицо на мгновение отразило происходящую в душе борьбу чувств: от сомнений и колебания до напускной решимости. Не желая признаваться самому себе, он тянул время, пытаясь отсрочить момент принятия окончательного решения. Вступать сейчас в бой не имело ни малейшего смысла: он может только зря погубить корабли и людей. Но и пытаться уйти от погони нельзя: трехмачтовый парусник легко бы оторвался от врага, галеры же генуэзцев были обречены — измученные дальним переходом, гребцы на вёслах не могли состязаться в скорости с быстроходными феллуками турок. Не менее мучительной для него была необходимость отступать, находясь в полутора милях от цели; позорно бежать на глазах у десятков тысяч горожан, бросая соотечественников в беде, без столь необходимой им поддержки, без новоприбывших солдат, оружия и провианта. Лучшее в этой ситуации — попытки маневрировать, затягивать время и, не даваясь в руки турок, вести переговоры о достойной сдаче в плен. А затем, под покровом ночи, прорваться в залив, под спасительный заслон Цепи.
Но пока он размышлял, Судьба решила всё по-своему.
С борта турецкого флагмана взвился дымок и через несколько мгновений ядро с шумом подняло столб воды в одной стадии[10] от носового бруса «Святого Павла».
— Анисим, — окликнул штурман седого канонира, нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу возле заряженной пушки.