Несмотря на поздний час, позабыв об отдыхе после кровопролитнейшего боя, недавние победители продолжали спорить между собой, ругаться, орать до хрипоты и в упоении меновой торговли выхватывать друг у друга из рук едва различимые при свете факелов предметы обихода горожан.
С приходом ночи разрозненные отряды защитников объединились и попытались отбить частично опустевший город. Вопреки их малому числу, попытка могла оказаться успешной, если бы во главе христиан встал опытный командир, способный в кратчайший срок составить и воплотить в жизнь правильный план атаки. Но такого человека не нашлось — все мало-мальски сведущие военачальники были повыбиты в ходе уличных боев.
Тогда горожане предприняли неслыханный до тех пор по дерзости шаг: скрытно приблизившись к городским воротам, они перебили стоящую на часах стражу и вышли за пределы Константинополя. Нескольким слитым воедино отрядам, обремененным женщинами, стариками и детьми, удалось, ощетинившись копьями, пересечь весь турецкий лагерь и уйти почти беспрепятственно. Хотя прорыв горожан происходил на глазах у многих, никто не пытался им помешать или снарядить погоню: воины султана, пресыщенные добычей, не собирались ценой своей жизни преграждать путь готовым на смерть ради спасения христианам.
Уходя скорым шагом на запад, горожане то и дело оборачивались, со стонами и плачем протягивали руки в сторону Константинополя. Зарево от пожаров подобно мученическому венцу озаряло покинутый, гибнущий город.
Хотя в памяти многих тысяч людей та страшная ночь навсегда осталась бесконечной, рассвет, по неизменным законам мироздания, неспешно вступал в свои права.
Тягостное безмолвие, в котором каждый звук казался неестественно громким, разливалось в прохладной утренней дымке тумана. Солнце медленно вставало над горизонтом. Восточная часть небосвода, затянутая облачной пеленой, окрасилась первыми, еще невидимыми лучами в мутные и тусклые, кроваво-красные тона.
Тяжелые волны мерно плескали водой о скалистые берега, оставляя на камнях большие пузыри светло-розового цвета. Казалось, море не желало принимать в себя щедро пролитую накануне человеческую кровь и силилось с прибоем вернуть ее земле. Но и земля не хотела впитать ее обратно — подобно морским волнам, она была тоже пресыщена кровью.
Уже не потоки, но слабые ручейки розово-красной стынущей жидкости все еще продолжали течь из труб и канавок для сброса дождевой воды.
Лишь утром второго дня султан, в окружении своих сатрапов, въехал в Константинополь. Медленно и величаво, как подобает избраннику Аллаха, он проезжал мимо разграбленных и обгоревших, частично порушенных, с темными провалами выбитых окон, но все еще удивительно красивых и гармоничных строений древнего горда.