Рузвельт поймал на себе испытующий взгляд старого историка.
- Если мне удастся вернуться к занятию историей, - сказал Додд, - а я надеюсь, удастся, то одной из самых трудных фигур для меня будет тридцать второй президент.
Рузвельт рассмеялся:
- Ничего загадочного, Уильям, ничего!
- А объяснить сущность "социального ренегата", думаете, так просто? спросил Додд. - Наши дураки с Пятой авеню не понимают, что вы не ренегат, а их самый верный защитник. Хотя, видит бог, они не стоят этой защиты!
Поднявшись с кресла, Рузвельт подошел к перилам, откуда открывался обширный вид на окрестность, и указал Додду в сторону светящихся вокруг озера огней.
- К сожалению, пока это единственное, что мне удалось сделать по-настоящему. И то только потому, что я не претендовал тут ни на чьи средства, кроме своих собственных. Они думали, будто я затеял коммерческое дело, и не хотели мне мешать: надо же и президенту иметь свой бизнес. Этот курорт, может быть, единственно хорошее, что останется от меня американцам. Мало! Почти ничего!.. Словно я не президент, а лавочник средней руки из квакеров.
Додд в задумчивости смотрел на мерцающие огоньки курорта, и пальцы его нервно отстукивали что-то по перилам балкона.
- Честное слово, президент, если бы я хоть на йоту верил в смысл своей миссии в Германии, я отдал бы себя вам. - Он помолчал и, наклонившись к президенту, проговорил: - Но я не верю в смысл такой миссии.
- Ну, все равно, по рукам, - весело сказал Рузвельт.
- Я уже стар, президент.
- Хэлл старше вас, а, смотрите, стоит на правом фланге. Вы знаете, что нам удалось, наконец, провести закон, воспрещающий перевозку оружия франкистам на американских судах? Это в десять раз меньше того, что я хотел бы сделать, если бы меня не держали за руки.
- Не очень большое завоевание, президент! - с невольно прорвавшейся иронией сказал Додд. - А не боитесь ли вы, что наше эмбарго сыграет роль, как раз обратную той, какую вы хотели бы ему дать?
Рузвельт пристально смотрел в глаза старому послу. Некоторое время помолчал. Потом с оттенком раздражения проговорил:
- По-вашему, я не понимаю, что этот запрет окажется односторонним?
- Именно это я имел в виду.
- Увы, Уильям! - Рузвельт покачал головой. - Я знаю больше: никакие, слышите, никакие наши меры не помешают нашим оружейникам вооружать того, кого они хотят видеть победителем в испанской войне... Они сумеют доставить Франко оружие не только в обход, через всяких там иностранных спекулянтов. У них хватит нахальства везти его почти открыто, на глазах нашей собственной полиции. Я все понимаю, старина... - Он умолк, словно не решаясь продолжать. Потом, положив руку на плечо собеседника, быстро закончил: - Видит бог, это уже не моя вина! - и хотел снять свою руку, но Додд задержал ее и понимающе сжал своими сухими, старческими пальцами. - Иногда, Уильям, я завидую... лошади, идущей в шорах... - тихо проговорил Рузвельт.