Прошла минута, другая – и всё стихло. Рассеялась и зеленоватая дымка.
– Что это было? – первым подал голос Поляковский, поднимаясь на ноги. – Ничего не понимаю, где это мы?
Действительная реальность явно не соответствовала тому, что окружало их с минуту назад. Вокруг не было даже слабого намёка на квартиру Вихляевой.
В голове у Поляковского вдруг стало что-то вопить и топать ногами: что они столкнулись с чем-то необъяснимым, с тем, что выходило за рамки обыденного понимания. Вытерев со лба холодный пот, он зажмурил глаза, досчитал до десяти, открыл, но ничего не изменилось.
– Ужас! – выдохнул он. – Какой ужас! Не верю глазам своим!
Полуподвальное помещение, серые кирпичные стены. Картины, эскизы, мольберт. На табурете палитра с кистями. Стеллаж с инструментом и красками.
Сознание стало медленно возвращаться и к Драйеру.
– Алексеевич, а Алексеевич, что за чертовщина такая? – обратился он к Поляковскому по отчеству. – Тебе не кажется, что мы в мастерской того самого мазилы?
– Теперь уже не кажется, – ответил толстяк.
– Ваша минута истекла, – раздался по мегафону с улицы голос.
Драйер вздрогнул и покосился на окно.
– Интересно, кто это бухтит, уж больно голос знаком?
– Тебе показалось, – отмахнулся Поляковский.
– Да нет! Точно говорю, ошибки быть не может, – настаивал на своём длинный.
– Выходите, сопротивление бесполезно, – продолжал пугать мегафон.
– Слышь, Алексеевич, а, по-моему, это ты вещаешь. К гадалке не ходи, точно ты, – не унимался Драйер.
– Как это я, когда я здесь? – с раздражением возмутился толстяк.
– Ты меня спрашиваешь? Спроси лучше у себя, как это ты в двух местах одновременно оказался.
– Так это же было вчера утром, при штурме этой самой мастерской, – вдруг прозрел Поляковский. – Да, точно, вчера. Но тогда как это может быть сегодня?
– Так, может, эти дни между собой как-то местами поменялись, и вчерашний день стал сегодняшним? – осенило Драйера.
Поляковский хлопнул себя ладонью по лбу. Его глаза округлились, в них явно читались не очень добрые вести.
– Что? Что? – длинный испугано тряхнул его за плечо.
Поляковский тяжело вздохнул, выходя из ступора.
– Кошмар, какой кошмар, – прошептал он. – Выходит, что мы каким-то образом попали в утро вчерашнего дня. И если это так, то сейчас начнётся захват.
– Какой захват? – Драйер, от волнения схватился за сердце, присел на корточки и привалился к стеллажу.
– Мастерской, идиот! Пропади она пропадом! А мы здесь, понимаешь? Мы оказались здесь вместо этих самых мнимых рисовак. И захватывать теперь будут нас! – взорвался в негодовании Поляковский. – Явно здесь без нечистой силы не обошлось.